Виктор Колкутин - Самые нашумевшие преступления истории

Поступило в Челябинский суд и письмо от самого пострадавшего рядового Андрея Сычёва:

«В Челябинский гарнизонный военный суд от Сычёва Андрея Сергеевича. Заявление. Я, Сычёв Андрей Сергеевич, в настоящее время нахожусь на лечении в госпитале им. Бурденко, по состоянию здоровья и из-за интенсивного лечения не могу принимать участия в судебном заседании. Однако со слов моей сестры Марины хорошо представляю себе, что там происходит. Я сильно переживаю, и мне очень обидно, что моих сослуживцев заставляют в суде говорить неправду. Я не обижаюсь на них, я понимаю, что им ещё дальше служить, и поэтому они вынуждены давать такие показания. Именно поэтому я решил написать это заявление и рассказать про уборку туалета и умывальника. Я действительно принимал участие 31 декабря 2005 года в этой уборке. Нас было несколько человек. Я в первый раз принимал участие в уборке туалета и умывальника. Те, кто уже имел опыт уборки, показали, как это надо делать. Я точно помню, что в умывальнике было не холодно, чуть прохладнее, чем в расположении роты, но не сильно. По крайней мере, я был в тапочках, и мне не было холодно. Сказать, во что были обуты остальные, я не могу, так как не помню. Я утверждаю, что никто в этот день не заставлял нас одевать сапоги во время уборки. Во время уборки ноги у меня были сухие, холодно мне не было. Если бы ноги у меня замёрзли, я бы одел сапоги, которые, к сожалению, я сейчас одеть не могу. До Нового года, а также 31 декабря после уборки туалета ноги у меня не болели и самочувствие было нормальное. Показания, данные ранее, подтверждаю и прошу суд им доверять. 19 августа 2006 года, личная подпись Андрея Сычёва».

К моменту моего появления в Челябинске многие этапы судебного следствия были уже позади: допросили потерпевших, обвиняемых и большинство свидетелей. Были оглашены все экспертизы, проведённые на этапе предварительного следствия. Для их опровержения защита потребовала вызвать из Москвы представителей Главного военного клинического госпиталя имени академика Н.Н.Бурденко. Делегация прибыла не столь многочисленная, сколь внушительная, возглавляемая самим начальником госпиталя генералом В.М. Клюжевым. Среди тех, кому Министерство обороны поручило «развалить» наши экспертизы, к сожалению, оказался и один мой давний товарищ ещё по учёбе в академии. До этой экспертизы у нас были замечательные дружеские отношения, но потом они резко испортились. Слишком по-разному мы понимали значение слов «честь мундира». Для него она означала бесприкословное подчинение всему тому, что идёт «сверху». У меня на такую позицию не было ни желания, ни права — эксперт, который однажды солгал, подобен канатоходцу, сорвавшемуся вниз из-под купола цирка. Никакого доверия потом уже к нему не будет.

Однако вернёмся к судебному заседанию. Как я уже сказал, приехавшая из Москвы делегация военных медиков «в пух и прах» (как им казалось) разнесла все наши экспертизы, и её члены, гордые исполненным перед руководством «долгом», вернулись обратно, тогда как мои судебные баталии были ещё впереди. Почему мои, хотя в общей сложности эти экспертизы подписали полтора десятка человек? По двум причинам.

Во-первых, выступление эксперта в суде — это совершенно особый, ни с чем не сравнимый вид интеллектуальной деятельности, которому до сего дня нигде не обучают. Выступающий в суде эксперт должен знать назубок весь материал, по которому его будут допрашивать; он должен предвидеть максимальное количество вопросов, которые могут быть заданы сторонами — участниками судебного процесса; он также должен обладать серьёзными педагогическими и ораторскими навыками, иначе невозможно довести специфику экспертизы до сознания ничего не понимающих в экспертном деле людей. И наконец, эксперт, выступающий в суде, должен чувствовать все нюансы, все настроения, с которыми пришли участники процесса в суд. Важно уметь сделать своё выступление интересным и понятным, но при этом не выйти за пределы экспертной компетенции. Это самое страшное, что может случиться с экспертом в суде. Как только он (вольно или невольно) покидает границы своей компетенции, то сразу же становится «лакомой добычей» юристов: государственного обвинителя, адвоката, а иногда и судьи. Выпускать на такое мероприятие неподготовленных людей, коими являются почти все врачи-клиницисты, значит обрекать на поражение всю экспертную конструкцию. Пришлось эту тяжесть взять на себя.

Во-вторых, с большой долей вероятности я допускал, что вслед за предопределённой победой наших экспертиз в суде последуют разной степени «репрессии» в адрес членов экспертных комиссий. Подставляясь под все эти легко прогнозируемые удары путём публичного, с освещением в прессе на всю страну, выступления, я отводил основные «удары» на свою персону. Ничего не поделаешь, положение обязывало.

В Челябинск я приехал утром в сопровождении одного своего коллеги, который, хотя и не участвовал в проведении этих экспертиз, тем не менее мог оказать мне существенную интеллектуальную поддержку. Ничего удивительного, наш труд сравним с трудом бойцов-единоборцев. И там и здесь нужны не только выносливость и мощные ходы, но и профессиональный взгляд со стороны. Особенно это справедливо для суда присяжных, где многое выстраивается исключительно на эмоциональной составляющей. Очень многое зависит не только от содержания материала, но и от формы его подачи. Всё как в театре.

Нас встретили представители военного суда и поселили в достаточно комфортабельной гостинице.

На лицах местных работников Фемиды читался только один вопрос: «Не приехал ли Главный эксперт МО РФ, чтобы сыграть на стороне своего ведомства?» Представляете моё состояние, при котором, с одной стороны, нужно сохранять максимальное спокойствие и сосредоточенность, чтобы в «хорошей спортивной форме» выйти в суд, с другой, всё время вспоминалось одно спортивно-историческое событие — футбольный матч киевского «Динамо» с немецкими оккупантами в 1942 году, которое потом было названо «Матч смерти». Говорят, что на самом деле тогда никакого матча не было (точнее, их было несколько, во всех играх победили наши футболисты, и расстреляли их совсем за другое, да и то не всех), но мне-то не легче, мой «матч смерти» состоится «при любой погоде».

Как бы то ни было, но сжигать свою нервную энергию в никчёмных переживаниях по поводу жутких вопросов неведомых мне адвокатов было бы непростительной «роскошью». К счастью, и представителей прессы города Челябинска я в этот день не увидел. Поэтому никто и ничто не мешало мне полноценно готовиться к завтрашнему поединку. К вечеру ко мне в номер подошли местные прокурорские работники из военной прокуратуры. Не смогли остаться без общения с главным специалистом.