Газета Завтра

Как в кельтской цивилизации, духовно опирающейся на пять священных деревьев, так и в сакральной распутинской "матёрой" Руси, есть опора на "царский листвень", на дерево-символ, которое не одолеть никаким бензопилам. В Матёре всё сгорело, листвень остался, но из него уже бегут молодые побеги, и завтра они дадут пять Матёр, а послезавтра — пять тысяч Матёр. Если наши молодые русские патриоты умеют читать священные книги, то "Прощание с Матёрой" станет для них такой священной национальной русской книгой. Той, которая не горит.

Неизбежное признание Валентина Распутина я связываю даже не с его огромным даром, не с признанием художественной законченности его шедевров, а с соучастием его в сотворении русского национального бытия. Всё-таки, в России всегда "вначале было слово…", и прочувствованная писателем проблемность национального существования, предел национальной униженности, нарастающая потребность в выстреле Тамары Ивановны прорвалась в его повести "Дочь Ивана, мать Ивана", практически не замеченной в широкой печати. Наступает время народных мстителей.

Распутин — мягче воска, тише монаха-молчальника, скромнее и неприметнее застенчивого провинциального гостя, но распутинская поступь уже десятилетия определяет нашу русскую культуру. Его слова — это слова глубинной России, его беды — это беды всего русского народа. И даже в трагедии своей семейной он оказался рядом с народом, тоже погру- жённым в пучину мелких и великих трагедий.

Нынешняя немногословность Валентина Распутина — это сакральное молчание национальной России. Или это молчание перейдёт в кладбищенскую тишину, которая ещё сотни лет будет пугать тех, кто осмелится заселить пространства затаённой Руси, или взорвётся, пропитанное кровью и потом низовой, униженной и обездоленной, коренной и всё ещё достаточно многочисленной нации, и сметёт, как в 1917 году, без жалости и без пощады всю верхушечную подкормленную элиту, или же выйдет на поверхность и перейдёт в новую мощь возрожденной державы. Никто предсказать из политиков не сможет. Прочувствовать могут только национально чуткие писатели — такие, как Валентин Распутин.

В его поминальной молитве звучит не просто личностное, а всенародное искупление, он стоит перед Господом нашим как один из отвечающих за русский народ, за все грехи его и слабости. Зачем взвалена на него такая тяжкая ноша? Но пока он держит ответ, может быть, каждому из нас в чём-то легче жить. Тема смерти — одна из главных у Валентина Распутина. И смерть каждый раз не случайна, целый карнавал смерти, пляска смерти. Но языческий культ деревьев и домашнего очага у Валентина Распутина уже врастает в христианскую мистику. И это уже иной обряд, это уже — поминальная молитва.

Валентин Григорьевич Распутин даже исторически жил и живёт уже в совершенно разные времена, в двух тысячелетиях, в двух разных цивилизациях, и какие бы столь разные они ни были, национальная Русь при всех переменах оказывается где-то в глуби. И вся распутинская сокровенная образная сострадательная проза, от первой повести шестидесятых годов, от "Последнего срока", до повести уже третьего тысячелетия, до "Дочери Ивана…", до последних его рассказов "Изба" и "В ту же землю", оказывалась голосом из русских национальных глубин. И голос этот становится всё жёстче и жёстче.

Мы уверены, распутинская народная глубинная Русь вновь вырвется на наши просторы всё ещё необъятной России. Вот за это затаённое, глубинное предчувствие, за смелость и мужество в непрекращающейся попытке донести многоголосье Руси спасибо тебе, Валентин Григорьевич! Дай Бог нам и дальше вместе творить общее русское дело!

Редакция «ЗАВТРА»

«Встречный» пал Кремля

Николай Коньков

Митинг, проходивший на Новом Арбате 10 марта, захлебнулся. Он не собрал желаемого организаторами количества участников, он был энергети- чески вялым, непродолжительным и не выдвинул каких-то новых, ярких формулировок. И это даёт основания полагать, что «оранжевая революция» в России на данном этапе не получит дальнейшего развития.

Почему это произошло?

На мой взгляд, «сработал» целый комплекс причин.

Во-первых, Кремлём была применена весьма эффективная в отечественных условиях тактика. Была публично сформулирована угроза «цветной революции», и в ответ на эту угрозу «властная вертикаль» организовала и провела целую серию анти-«оранжевых» манифестаций, была развернута мощная анти-«оранжевая» пропаганда, которая диффамировала протестных лидеров. Всё это вместе взятое отчасти остановило «оранжевую» атаку, «оранжевую» экспансию, в результате чего ни «захватить Улицу», ни хотя бы «дать картинку» такого захвата для глобальных масс-медиа противникам Путина не удалось. Так останавливают пожар «встречным палом».

Надо сказать, что примененные Кремлём информационно-политические технологии сработали еще и в том смысле, что они напугали общество зримой перспективой дестабилизации, и более-менее открытой и массовой поддержки «болотные протестанты» не получили практически нигде, за исключением Москвы. Повторения хаоса 1991 года не желает почти никто.

Во-вторых, власть очень быстро среагировала на требования этого «среднего» или «креативного» класса, ставшего главным субъектом протеста и требующего политических реформ. Власть не только пообещала такие реформы провести, но сразу же приступила к их реализации, восстановив выборность глав субъектов Федерации и максимально облегчив процедуру регистрации федеральных политических партий, когда митинги на Болотной площади и проспекте Сахарова, образно говоря, еще не разошлись. А это были одни из основных требований либерально настроенной российской и, в особенности, столичной интеллигенции, оскорбленной как результатами парламентских выборов, так и всей электоральной процедурой в исполнении чуровского ЦИКа.

Из рук «оранжистов» были выбиты два фундаментальных политических аргумента, и митинги 10 марта, в том числе митинг на Новом Арбате, уже не могли проходить под лозунгами проведения региональных выборов и допуска к выборам не нескольких избранных, а всего спектра, всего множества политических партий. Тем самым значительная часть протестных настроений, а именно — внутриполитического протеста, была «канализирована» в легальное политическое пространство. Да, для такой операции «властной вертикали» пришлось это пространство несколько расширить — но без утраты даже мизерной доли контроля над ним, поскольку и право президента снимать губернаторов, и право Минюста аннулировать регистрацию политических партий остались в силе.