Александр Архангельский - Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды

Пока в Москве прокуроры решали, как быть с г-ном Касьяновым, сажать его или просто обобрать, а на окраине Петербурга лидеры мировых держав вели неприкрытый торг: вы нам про свободу, мы вам про газ, вы нам про газ, а мы вам про свободу – в центре великого города, в Русском музее открылась фантастическая по масштабам и охвату выставка художника Павла Филонова. Художника вполне великого, хотя и страшноватого; в его ярких, переливающихся картинах слишком различим образ анатомического театра, сплетение человеческих сухожилий, болотное мерцание разлагающейся плоти; и все это – без малейшей насмешки, иронии, гротеска. С предельно жестокой серьезностью.

Мы от такой серьезности давно уже отвыкли; недаром на выходе с выставки зрителя провожает постмодернистский лев работы известнейшего современного художника Вадима Захарова. Лев, который весит больше тонны, время от времени заваливается, как заводная китайская игрушка на скрученных тросиках, – и опять поднимается; при этом он читает клокочущую страстью автобиографию Филонова, жившего впроголодь – от пенсии тот отказался, поскольку ее дали не за творческие заслуги, а «по состоянию здоровья».

Филонов трагик. Захаров шут. (Это не оценка, это захаровское самоопределение.) Устроители выставки нашли гениальное решение: заваливающийся лев работает адаптером, он переключает нас из филоновского мира, где все катастрофически серьезно, в мир современности, где все катастрофически несерьезно. Заново приспосабливает к ней. К ее беззаботной насмешке.

Филоновскую выставку от захаровского льва отделяют непроницаемо-черные завеси; на долю секунды вы оказываетесь ни там, ни там: ни в пределах жутковато-серьезного мира, ни в пространстве шутовского пофигизма. При желании можно задержаться между завесями и долю секунды – продлить. Однако ж рано или поздно придется делать шаг. Либо туда, либо сюда.

На неделе с 24 по 30 июля. – Израиль увязал в Ливане. – Европа плавилась от жары. – В Кодорском ущелье случился странный бунт непонятных людей против центральной власти. – Партия «Родина» и «Партия жизни» объединились, чтобы стать прокремлевской альтернативой кремлевской же «Единой России».

Наше телевидение блестяще отработало тему ливано-палестино-израильского конфликта. Гораздо объективнее и ярче, нежели «Евроньюс». Давно корреспонденты не чувствовали себя так свободно, так раскованно; их не понуждали быть пропагандистами, комиссарами идейного фронта, а просто поставили профессиональную задачу: ты расскажешь про то, что чувствуют люди и думают политики по ту сторону баррикады, а ты – о том, что чувствуют и думают по эту. Условие необходимое и достаточное, чтобы создалась объемная картинка живой современной истории, в которой есть интересы и идеалы, незащищенный быт и жестокая необходимость карать, игроки и наблюдатели, провокаторы и жертвы. Да, время от времени ведущим теленовостей поручали принародно подставить израильского посла Аркадия Мил-Мана (посол держался блестяще); но эти трехминутки официальной позиции воспринимались как нечто несущественное, проскакивали мимо сознания.

Отечественным новостникам есть чем гордиться; как ни отучали их от основ профессионального подхода к информации, они сохранили вкус к разносторонности, к непредвзятой подаче материала. Другое дело, что проявиться им дают нечасто. Отношения регионов и центра – вне реального информационного поля. И жизнь несистемной оппозиции (системной просто нет) – тоже. И борьба общественных идей за рамками «Единой России». И ситуация в Чечне, сданной в аренду клану Кадыровых (не уверен, что это худшее из решений, но сейчас речь о другом). Ситуация на Украине. «ЮКОС» и «Роснефть». Грузино-абхазский и грузино-южноосетинский конфликты. Жизнь чекистская. В этих «отсеках» информационного пространства безраздельно царит пропаганда отстойного советского образца.

Есть такой грузинский деятель Георгий Хаиндрава. Пока он был министром ненавистного Саакашвили и отвечал за Абхазию с Осетией, мы видели по ТВ звериный оскал врага . Как только ушел в оппозицию – превратился в нежнейшего друга. Между тем Хаиндрава был и остался просто внятным политиком, умеренно антироссийского настроя, но с верой в идею прав человека, которая выше узких государственных интересов. Невозможно объемно, непредвзято рассказывать о людях и проблемах, к которым неровно дышит нынешняя российская власть; только с придыханием, сладким восторгом – или с пеной на губах, содрогаясь от ненависти, как от приступа геморроидальной лихорадки.

Самое время обнажить проблемы со свободой слова, обличить цензуру, напомнить о праве на информацию, которого нас лишают. Но – притормозим поток вольных мыслей. Зададим несколько простых вопросов. А что это значит: невозможно рассказывать? Невозможно – кому? Невозможно – где? Думаем. Отвечаем. Совершенно невозможно – на ТВ. В некоторых крупных газетах также непозволительно. В других можно – с небольшим перекосом в пользу официальной позиции. В третьих, элитных и малотиражных (например, в «Ведомостях»), вполне допустимо. Практически на всем пространстве Интернета – милости просим, говори что думаешь. А уж если вы готовы работать без гонорара, то и подавно; любой независимый форум к вашим оппозиционным услугам.

Значит, говорить о гибели свободы слова не приходится. Приходится говорить о другом. О полной гибели профессии политического журналиста на ТВ и о тотальном ее кризисе в относительно массовых газетах. В немассовых она по-прежнему здравствует, а что касается возможности общаться с аудиторией без получения зарплаты, то Рунет гарантирует огромный охват продвинутой аудитории. Иными словами, высказываться можно. Нельзя – влиять, и тем более нельзя жить за счет этого влияния.

Когда мы обличаем зажим свободы, мы неверно ставим диагноз; неверный диагноз опасен неправильным лечением. Страна больна не столько информационным авторитаризмом, сколько информационным маразмом; усилиями власти она поделена на два неравных лагеря: успешным и образованным – всё, кроме права бросать вызов верхушке, неуспешным и необразованным – ничего.

Такое положение вещей сулит некоторые гарантии клановой стабильности; телеаудитория превращена в неразличимую электоральную массу и охотно заглатывает пропагандистскую наживку, недовольное меньшинство на самом деле ничего не лишено. Захочет – посмотрит дискуссию между Нарочницкой, Каспаровым и «единороссами» по Би-би-си; разумеется, по-английски. Не захочет – ее дело. Однако верно и обратное. Такое положение вещей сулит внутренний раскол России на два информационно не связанных между собой общества. Конструкция ненадежная. Непрочная. Непрагматичная. С любой точки зрения опасная. Я мог бы сказать и по-другому: ситуация противоестественная, двусмысленная, противоречащая той задаче, которую перед нами поставила история: создать единую гражданскую нацию. Но сознательно перехожу со своего, ценностного, интеллигентского языка, на язык нынешних политических менеджеров, изнутри их логики пытаюсь объяснить нарастающий кризис на фоне полного благополучия.