Русский Newsweek №40 (307), 27 сентября - 3 октября 2010 года

Спекулятивностью этот проект, конечно, отдавал, но режиссер обещал, что фильм будет перемонтирован, дополнен новыми съемками, не вошедшими в оригинал эпизодами, комиксом, да еще и новым саундтреком. Звучало все это довольно интригующе. Обещания Нугманов сдержал. Но лучше бы он этого не делал.

Первая «Игла» вышла на экраны в 1988 году, через год после соловьевской «Ассы». Родственные связи двух культовых картин были очевидны: близкая стилистика; главные герои — Бананан и Моро — одного поля ягоды, только один мирный, а другой воинственный; фрики-неформалы — на вторых ролях; и там и там — Александр Баширов вдохновенно валяет дурака; да, собственно, и конфликты почти одинаковые — Бананана убивает советский мафиози Крымов, а Моро становится жертвой хирурга Артура, торгующего наркотиками (оба «системных» негодяя выглядят стильными щеголями). Поводом в обоих случаях были роковые девушки. Да и весь антураж ветшающей империи, похожей на разрушающийся балаган, был общим. К тому же во ВГИК Нугманов поступил в 1984 году как раз в мастерскую Сергея Соловьева. Так что фильмы создавались, можно сказать, общими усилиями, в одной и той же среде.

Сила «Иглы» была далеко не только в том, что там играл Виктор Цой, который, как тогда считали, обеспечил успех и Соловьеву, и Нугманову, что справедливо только отчасти. У Соловьева Цой требовал перемен, у Нугманова — долг с нелепого мошенника по кличке Спартак. Моро — человек без биографии, про него толком ничего не понятно и не известно. Что за долг? Куда и почему он уезжал, зачем вернулся? Что вообще в жизни делает? Все это не имело никакого значения. Важны были его принципы, не проговариваемые, кстати, и демонстративная отдельность от житейской реальности. Цельность вроде бы крайне невнятного персонажа достигалась тем, что Цой проживал на экране некую выдуманную жизнь, оставаясь при этом самим собой. Персонаж получал черты живого человека, а тот, в свою очередь, попадал в пространство легенды.

Если фигура умолчания была сильной стороной первой «Иглы», то в «Игле. Ремикс» Нугманов от нее отказался и пустился в досужие разъяснения. Оказалось, что Моро работал в котельной и хотел стать музыкантом, а Спартак обещал ему деньги за участие в подпольных боях без правил. Нугманов с самого начала приземляет и своего героя, и сыгравшего его Цоя, показывая в прологе его интервью на телевидении, а потом какой-то подвальный концерт. Причем звук режиссер дает не живой, а подложенную фонограмму, отчего выглядит все это чрезвычайно фальшиво.

Так же как и все остальные виньетки и завитки, которыми Нугманов разукрасил «Иглу», словно шофер-дальнобойщик кабину грузовика, в кадр полезла кокетливая мультипликация. Комикс, призванный заменить сцены с Цоем, которые снять по понятным причинам невозможно, режиссер даже не потрудился анимировать. Вполне возможно, что стахановские темпы подготовки фильма к печальному юбилею просто не позволяли этого сделать. Зато удалось подснять пожилых Баширова с Мамоновым, которые выглядят печальными потрепанными клоунами на фоне своих бодрых молодых двойников. Обещанных эпизодов, не вошедших в старую версию, нет вообще ни одного. Новый саундтрек — это в основном навязчивые игривые вариации группы Messer Chups по поводу радиокомментариев, сопровождавших действие старого фильма. А перемонтаж заключается прежде всего в том, что сентиментальный Нугманов решил оставить Моро в живых — дескать, он уехал, но обещал вернуться.

Можно было бы возмущаться, что нам вместо нового фильма подсунули чистейший образец пиара и надувательства. Но, возможно, никакого злого умысла в этом нет, а катастрофический результат объясняется двумя причинами. Во-первых, совершенно отчетливо видно, что играть в старые игры не получается просто потому, что никакими усилиями и стилизациями нельзя смонтировать эстетическую и мировоззренческую реальность конца 80-х и конца нулевых. Диссонанс получается чудовищный. Но, как ни странно, Цой в этом сочетании не выглядит целлулоидной эксгумацией. Скорее современные Мамонов с Башировым — живыми трупами. Во-вторых, «Игла. Ремикс» убедительно доказывает, что культовое кино (так же как и книги, музыка и все остальное) часто существует как бы отдельно от своих авторов, которые обладают довольно примитивными представлениями о собственных произведениях. А может, все проще, и ученик Соловьева, в отличие от учителя, с годами просто поглупел.

На правах рекламы

Схемы точек для лечения заболеваний в домашних условиях. www.eledia.ru

Галерист Дмитрий Ханкин больше всего на свете любит самиздатовские книги XVIII века

Некоторые галеристы предпочитают коллекционировать совсем не то, что продают. А другие никогда не продают то, что собирают

21 сентября стартует новый художественный сезон — в ЦДХ открывается старейшая ярмарка современного искусства «Арт Москва». «Арт Москва» — индикатор ситуации на художественном рынке, она покажет, очнулся ли рынок после кризиса. Появятся новые коллекционеры — значит, очнулся. Но они неизбежно будут задавать знакомый вопрос: как отличить инвестиционно привлекательные работы от профанации?

В 2007 году московский галерист и американский гражданин Гари Татинцян нашел на этот вопрос оптимальный ответ. Он открыл выставку «Создай свой музей!», где показал свою собственную коллекцию — от икон до полуразложившегося силиконового манекена Тони Мателли под названием Fuck’d. Таким образом Татинцян пытался доказать: он продает то, во что вкладывается сам.

По-хорошему, у него и выбора-то не было. Его галерея торгует западными звездами, чьи имена ничего не говорят недоверчивым новичкам. В Россию звезды готовы ехать, если их ждет там хоть одна гарантированная продажа. Обычно этим гарантом оказывается галерист.

В этом году одновременно с «Арт Москвой» Татинцян показывает выставку абстракциониста Питера Хейли, которого давно покупает сам. Со стороны кажется: голубые фишки арт-рынка — в личных собраниях торговцев искусством, «посмотри на стены их домов и купи то же самое». Но на поверку оказывается: у арт-дилеров свои тайные пристрастия и далеко не все готовы разделить их со своими клиентами.

Самый буржуазный стенд на «Арт Москве» традиционно у галереи «Триумф», у нее же роскошное помещение в особняке XIX века и пол-этажа в гостинице «Метрополь». У нее же самые дорогие авторы — от Дэмиена Херста до «АЕС+Ф». Совладелец галереи Дмитрий Ханкин впервые показывает свою собственную коллекцию. Вся она — в книжных шкафах.

Он собирает бесцензурные книги: московский самиздат конца XVIII – начала XIX веков, иллюминатские, якобинские самиздаты. «Я обожаю этот жанр. Вот, например, первые издания Герцена. Народники издавали очень много. Я собираю библиотеку молодого марксиста. Не то, чтобы я фанат свободы слова, но мне эти проявления интересны», — любуется коллекцией Ханкин. Больше всего на свете, по его словам, он любит русский XVIII век, желательно ранний: «В русском XVIII веке всегда подкупает некая конечность собирания — 4560 позиций».