Джаред Тейлор - Лицом к лицу с расой

Чем мы занимаемся в «адсеге»? Телевидения и телефона там нет. Разрешены книги, журналы и другая литература, но большую их часть приходится доставать самому. В тюрьме есть библиотека и оттуда можно получать по одной книжке в неделю. Если повезёт, можно получить книжку на пару недель. Если хочешь чего-то ещё, надо тратить собственные деньги и оформлять подписку или покупать на воле. У многих просто нет денег; за работу в тюрьмах Техаса не платят, а в «адсеге» работать вообще не получается. Поэтому чтение приходится без конца выменивать, продавать, покупать пока оно не обтрёпывается и не разваливается на части. Ну, и, как и можно предположить, получить любой «расистский» материал, особенно свежий, очень сложно.

Как лично я провожу время? Я много читаю и пишу. У меня нет ни компьютера, ни пишущей машинки, так что, пишу я по старинке, рукой. Когда мне некому писать, у меня обычно есть незаконченная писанина и я берусь за неё. Я развиваюсь. Рисую. Не как художник, конечно. Мне нравится играть в шахматы, когда есть с кем поиграть. У нас каждый квадрат пронумерован и мы выкрикиваем друг другу свои ходы.

Но, это я. Каждый должен найти собственный способ как справляться с «адсегом». У некоторых просто не получается. Так или иначе, это касается всех. После нескольких лет пребывания в «адсеге», многие обнаруживают, что не в состоянии поддерживать разговор или вообще нормально общаться с людьми.

Как выйти из «административной сегрегации»? Дела тех, кто содержится здесь по реальным дисциплинарным причинам, пересматриваются каждые полгода-год. Но если ты попал в списки «подтвержденных» членов банд, то скорее всего тебя здесь продержат до конца срока. В Техасе существует единственный способ выбраться только через программу отказа и отречения от членства в банде (Gang Renouncement and Disassociation program, GRAD).

Если честно, — это ерунда.

Если ты заявляешь им, что ты больше не являешься членом банды, то начинается двухлетний период расследования. В течение этих двух лет офицер по работе с бандами перлюстрирует всю твою корреспонденцию и буквально потрошит камеру выискивая уличающий тебя материал. Если ты посылаешь или получаешь что-либо «сомнительное», то расследование прекращается на усмотрение этого офицера, и ты навсегда вылетаешь из этой программы.

Вот пример того, как это работает: я написал своему отцу обычное внутрисемейное письмо. Его сочли за записанное особым шифром «письмо в банду». Мой отец решительно не имеет ничего общего ни с бандами, ни с преступной деятельностью. Я спросил офицера по работе с бандами о том, что же в действительности было написано в письме, если оно было написано шифром. Он сказал, что они пока не расшифровали шифр и, поэтому они пока не знают. Я, конечно же, захотел узнать, как, чёрт возьми, они поняли, что оно зашифровано, если они не расшифровали шифра!

Что я мог зашифровать в словах «Люблю тебя, папа»?

И такое происходит постоянно.

Обнаружение номера «Американского Возрождения», а равно, и любая переписка с её редактором, было бы достаточным, чтобы исключить меня из программы, но, беспокоиться не стоит, так как я давно бросил все попытки участия в ней. Я пробуду здесь ещё какое-то время, точно так же, как большинство других белых парней, которые попали в списки ГУБ.

Дональд Уильямсон, «Американское Возрождение», сентябрь 2003 г.

Я вырос в пригородном районе большого города на севере и, пока не стал адвокатом, реальных с чёрными никогда не сталкивался. После получения степени по юриспруденции мне с юношеской наивностью и нетерпением хотелось окунуться в полезную юридическую деятельность. Я тогда и подумать не мог, что спустя 25 лет я буду частным адвокатом, ведущим бытовые и гражданские дела в основном чёрных клиентов.

Так я свою карьеру, конечно, не планировал. Я просто хотел заниматься работой в зале судебных заседаний, и наилучшее предложение, по окончании мною юридического, поступило от мелкой фирмы, специализировавшейся на банкротстве. Чёрные составляли большую часть её клиентов. Спустя несколько лет мне удалось начать независимую практику, и многие мои бывшие клиенты приезжали ко мне для консультаций на дому.

Большинство людей об этом не задумывается, но за сферой акционерного права и права ценных бумаг, в любом крупном городе профессия юриста в значительной степени жива благодаря патологиям чёрных и прочего люда из стран третьего мира. Конечно, белые тоже нанимают адвокатов, но в любом городе, особенно, если в нём изрядно чёрного населения, большинство клиентов, которым нужны адвокаты, — это чёрные.

В этом отношении деятельность адвокатов похожа на деятельность полицейских и социальных работников — иметь дело с нормальными белыми людьми им приходится редко.

Я стал сознательным в расовом отношении в значительной степени благодаря своим чёрным клиентам, которые окончательно разрушили все навязанные мне понятия о расе. Моё расовое пробуждение не пришло ко мне после одного или даже нескольких случаев. Это то, что сложилось из тысяч и тысяч мелких контактов.

Мои клиенты не прекращают поражать меня ежедневно. Ничто иное, как проведение времени с чёрными, не даёт такого полного и убедительного расового образования. При этом, моя клиентура далеко не самые бедные и далеко не самые невежественные чёрные. Это не нищие преступники, которым меня назначают по судебным процедурам. Это те, кто может позволить себе (или думают, что могут позволить) адвоката чтобы получить развод, оспорить решение суда о заключении под стражу, не платить штраф и т. д. Некоторые из них государственные служащие, зарабатывающие 60–70 тысяч долларов в год. Но, при всём при этом, этот контингент разительно отличается от белых.

Чуть ли не больше всего поражает, то, что они ничего не знают. Многие чёрные, например, не знают номера собственных телефонов. Они думают, что знают, но они не знают, и с увеличением количества сотовых телефонов, проблема только усугубляется. По крайней мере, треть номеров, которые оставляют мне на автоответчике, неправильна. Бывает так, что потенциальный клиент перезванивает по несколько раз чтобы оставить другой номер телефона. Я звоню, пока не попадаю на тот, который нужен. Поначалу я считал, что записываю номера неверно, но теперь я знаю, что нет. Конечно, проще, когда у абонента включён идентификация номера. Но, иногда, на дисплее номер один, а клиент произносит совершенно другой номер, считая, что это тот номер, с которого он звонит.

Некоторые звонящие даже не оставляют своего номера. Около четверти сообщений чёрных не содержат либо номера, либо имени звонящего. Разумеется, многие не перезванивают.