Владимир Осипов - Корень нации. Записки русофила

Главный урок Февраля для нас: твердо, непоколебимо стоять за нашу Веру, Святое Православие. Стоять, невзирая на ветры века, за Самодержавие, ибо только в нем – наше национальное спасение… Национально-«республиканская» диктатура может быть полезна на время, но завершиться должна Православной наследственной Монархией. И нечего кивать на Запад: у него своя дорога в бездну. Иран, между прочим, не кивает. Стоять за русскую, державообразующую, еще вчера богоносную, нацию, ее духовное и биологическое возрождение. К тому же мы оказались сегодня расчлененным народом: 25 миллионов великороссов брошены под жернова русофобских режимов.

Пусть «атлантическая цивилизация», отрекшаяся от Христа, погружается в трясину материализма и нравственного разложения. У нас своя задача – спасти свой народ, восстановить Державу. Будем помнить о своих грехах, о поведении наших прадедов в трагические дни Февраля семнадцатого, чтобы никогда впредь не повторить случившегося.

Мы – русские! С нами – Бог!

Православно-христианская цивилизация, по мнению А.Тойнби (1889–1975), представляет особый, неповторимый мир, отличающийся как от западной, романо-германской, так и от любой иной цивилизации (эллинской, египетской, иранской или китайской). Как известно, первый, кто четко и ясно определил культурно-исторический тип России как уникальное историческое явление, как альтернативу Западу, был выдающийся русский мыслитель Н.Я.Данилевский (1822–1885). «Европа не признает нас своими», – писал он. «Европа есть поприще германо-романской цивилизации». Наиболее бросающееся в глаза отличие Данилевский определяет так: «Терпимость составляет отличительный характер России в самые грубые времена». И далее: «Славянские народы самою природою избавлены от той насильственности характера, которую народам романо-германским удается только перемещать из одной сферы деятельности в другую». Он напоминает, как Св. равноапостольный князь Владимир, приняв Крещение, не желал казнить даже лютых разбойников, а императрица Елизавета Петровна, «женщина с истинно русским сердцем», отменила смертную казнь задолго до того, как в Европе восстали против нее в теории.

Нам тычут в лицо деяния Царя Иоанна Четвертого. Но вот что отмечает В.В. Кожинов. За все время правления Грозного было казнено 3–4 тысячи человек, в то время как его современники испанский король Филипп Второй (1556–1598), король Англии Генрих Восьмой (1509–1547) и французский король Карл Девятый (1560–1574) самым жестоким образом казнили СОТНИ ТЫСЯЧ людей. За одну только Варфоломеевскую ночь 23 августа 1572 г. при Карле Девятом было зверски убито более 3 тысяч гугенотов, а всего во Франции за две недели резни было уничтожено около 30 тысяч протестантов. Между тем ни английская, ни французская интеллигенция не только не терзается по поводу своих кровавых правителей, но даже никогда не вспоминает их всуе. У нас же весь XIX век и весь XX о неслыханном, якобы ни с чем не сопоставимом терроре Ивана Грозного пишут все, по случаю и без случая. В. В. Кожинов пишет: «И Россия сумела убедить себя, и весь остальной мир, что угнетателя и злодея таких масштабов никогда не рождала Земля» (Вадим Кожинов. История Руси и русского Слова. Современный взгляд. М., 1997. С. 33). Виолончелист Ростропович с превеликим удовольствием курирует постановку оперы об Иване Грозном как об «уникальном» тиране, приглашая в театр глав дипломатических ведомств Западной Европы, и те «приходят в ужас» от лицезрения русского варварства.

В чем же дело? Конечно, имела место наклонность либеральной интеллигенции поносить собственную историю и возвеличивать европейскую. Но не только. Дело прежде всего в нравственном отличии европейца и русского. И.В. Киреевский рассуждает так: «Западный (человек)… почти всегда доволен своим нравственным состоянием, почти каждый из европейцев всегда готов, с гордостью ударяя себя по сердцу, говорить себе и другим, что совесть его вполне спокойна, что он совершенно чист перед Богом и людьми… Русский человек, напротив того, всегда живо чувствует свои недостатки… даже в самые страстные минуты увлечения всегда готов осознать его нравственную незаконность».

Разве сокрушается американец по поводу Хиросимы, когда в одно мгновение президент Трумэн, баптист по вероисповеданию, уничтожил более 100 тысяч мирных граждан, т. е. более чем в 25 раз превзошел число убиенных за 37 лет правления Грозного? Можно добавить Нагасаки (убито и ранено 75 тысяч жителей), выутюженный американскими бомбардировками Дрезден и т. д. При этом наш Царь каялся и молился за казненных, которые большей частью были казнены за реальную измену в пользу Польско-Литовского государства, велел вечно поминать их в монастырях, выделив на это огромные суммы, а ни Трумэн, ни западный истеблишмент в целом никогда не раскаивался в содеянном.

Данилевский итожит сущность русского культурно-исторического типа: «Вообще НЕ ИНТЕРЕС составляет главную пружину, главную двигательную силу русского народа, а ВНУТРЕННЕЕ НРАВСТВЕННОЕ сознание». Но вот что характерно. Это нравственное сознание живет в русском человеке лишь до тех пор, пока он РУССКИЙ, пока он – часть общенародного русского мира, пока он душой и сердцем принадлежит к православно-христианской цивилизации. А ее стержнем является Православная Вера. Пока русский человек верует в Господа нашего Иисуса Христа, пока он – православный, он сохраняет свою духовную русскость, свои национальные корни. «Русский, перестав быть русским, – пишет Данилевский, – обращается в ничто – в негодную тряпку».

Катастрофа 1917 года явилась логическим следствием того трагического поворота в сознании образованного сословия, который произошел в начале XVIII века. Архиепископ Серафим (Соболев) считает, что противоцерковные реформы Петра произвели ломку самой православной веры. Чем бы ни руководствовался Петр, объективно его новины были нацелены против Православной Церкви и русского национального самосознания. Сознание русского человека Московской Руси было ПРАВОСЛАВНЫМ и НАЦИОНАЛЬНЫМ ОДНОВРЕМЕННО, ибо Святое Православие отождествлялось с народностью. Всякий, кто покушался на Святую Русь, покушался на русскость.

Великой ошибкой преобразователя явилось переустройство на немецкий лад БЫТА русского народа, который весь был проникнут церковностью. В январе 1700 г. с барабанным боем на площадях и улицах был возвещен УКАЗ – к масленице, не позже, надеть платье – кафтаны венгерские. В 1701 году новый указ: мужчинам надеть верхнее платье саксонское и французское, а исподние камзолы, штаны, сапоги, башмаки и шапки – немецкие, женщинам – одежду немецкую. У городских ворот расставлялись присяжные наблюдатели бород и костюмов, которые штрафовали бородачей и носителей русского платья, а самое платье тут же резали и драли. Дворян, являвшихся на государев смотр с небритой бородой и усами, нещадно били батогами. Петр отобрал у монастырей и вообще от русской Церкви ее имущество. Церковь была лишена самостоятельности и средств к приобретению книг и учреждению школ для просвещения русского народа. Дело Петра в части отобрания монастырских земель довершила Екатерина Вторая, в других своих деяниях славная и мудрая правительница. Но изъятие монастырских земель, церковного имущества лишило Церковь возможности надлежащим образом организовать, для укрепления Православной Веры, ШКОЛЬНОЕ ПРОСВЩЕНИЕ. Школа перешла в ведение государства, зараженных т. н. Просветительством, гуманизмом и откровенным неверием светских учителей и в результате страна получала бунтующих образованцев, питательную среду для революционных потрясений.