Владимир Осипов - Корень нации. Записки русофила

В первые годы тарусского затворничества я отправлял в разные журналы литературные материалы политически нейтрального характера. Вызвал меня тарусский чекист и сказал в лоб: «Конечно, мы Вам не можем запретить посылать свои статьи в официальные издания. Но хотим предупредить, что Вы зря стараетесь. Вас никто печатать не будет!»

В Тарусе появился бывший политзаключенный Владимир Балахонов. Он тоже был под надзором и поселился в гостинице. В прошлом работал в представительстве СССР при Международной метеорологической организации в Швейцарии. По политическим мотивам попросил убежище, остался в этой стране. Потом, тоскуя по семье и особенно по дочери (жена не согласилась остаться там и уехала в Москву), вернулся и получил срок за «измену Родине». В лагере постоянно бунтовал. Попал в крытую тюрьму. Там при посещении камеры надзор-составом никогда не вставал (что считалось серьезным нарушением), и за это его довольно часто водворяли в карцер. Балахонов отсидел, кажется, лет 10 по 64-й статье. В Тарусе мы с ним часто общались, хотя, к сожалению, он так и остался демократом. К нему приезжала дочь. Владимир довольно резко конфликтовал с местным КГБ и с МВД. Милиция буквально охотилась за ним в поисках нарушения административного надзора. Заявляли, что для него лично «домом» является номер в гостинице и если его обнаруживали после 8 часов вечера вне номера, это считалось нарушением. Составлялся рапорт. В конце концов срок за нарушение адмнадзора ему оформили. Попутно при его аресте в конце мая 1985 года у меня по «делу Балахонова» провели обыск, довольно тщательный, который закончился почти в 12 часов ночи. Криминала не нашли, хотя, как я понял, им этого страстно хотелось. Балахонову дали новый срок, он отбыл его в Якутии, и позже, освободившись, женился на москвичке и выехал по официальному разрешению в Швейцарию. Там он внезапно заболел, паралич, потеря сознания, потеря речи, как живой труп, он еще просуществовал год или два с помощью каких-то медицинских приспособлений. Словом, не жизнь, а сплошная трагедия.

Явился Горбачев. С ним явились надежды на лучшее. Тогда никто не предполагал, что этот человек подготовит развал 1000-летней державы, полностью капитулирует перед мировой закулисой, США и НАТО и создаст условия для передачи всего народного хозяйства, всех заводов и фабрик, не говоря о колхозах и совхозах, в руки воров и проходимцев. Потом Ельцин развил и продолжил начатое Горбачевым. Но непосредственно в 1985–1988 годах в стране была какая-то эйфория, почти всеобщее преклонение перед неутомимым говоруном. Новый генсек говорил, говорил, говорил. Обещал златые горы и социализм с человеческим лицом. Это когда начнут отстреливать по 40 тысяч человек в год. Грешен и я. Я тоже на какое-то время поверил хамелеону. Меня тронули два момента: свобода Церкви и ограничение алкогольного геноцида. Впрочем, борьба с алкоголизмом тихо и бездарно закончилась через полтора года, и в стране началось еще более повальное пьянство. А свобода для Русской Православной Церкви сопровождалась параллельной свободой экзотических сект и оккупацией Ватиканом западных областей Украины. Попутно отмечу, что провозглашение нашим Священноначалием автономии Украинской и Белорусской Церквей в угоду Горбачеву содействовало, увы, последующему расчленению страны. Дескать, если уж части Церкви должны быть автономны и независимы по этническому (точнее, филологическому) признаку, то уж и республики тогда могут обособляться… И двум великим писателям тоже не следовало прогнозировать вычленение РСФСР (или славянских республик) из СССР, т. е. фактически из России, из Российской империи, которая никуда не сгинула после февраля – октября 1917-го. Нельзя никому давать повод. Отдашь палец – откусят руку. Мы так легко отказываемся от своего жизненного пространства, политого кровью прадедов. Если уж какие-нибудь киргизы, допустим, поголовно взбунтуются и захотят отделиться под колпак Китая, тогда другое дело, можно уступить. Но зачем первыми выталкивать их с нашего поля? Аргумент – мы доноры, мы их кормим. Ну, а русское население, живущее там, бросим на произвол судьбы? И ведь бросили. Вообще должен быть закон, сакральный закон Третьего Рима: православное пространство не должно сокращаться.

Однажды, выступая где-то в Краснодарском крае, Горбачев процитировал слова Достоевского о всемирной отзывчивости русского народа. Я загорелся было и вдруг узнаю, что в сборнике речей генсека это место уже было выброшено: А.Н.Яковлев или еще какой русофоб подверг цензуре своего шефа.

Гласность, естественно, стала для многих манной небесной. Осенью 1987 года я возобновил издание русского патриотического журнала. Ставил на обложке теперь уже тарусский адрес. Памятуя первые два номера «Земли» (№ 1 был выпущен мной и В.С.Родионовым 1 августа 1974 г. и № 2 издан Родионовым после моего ареста, кажется, в январе 1975 г.), я издал ТРЕТИЙ номер. Духовником издания на этот раз стал священник отец Лев Лебедев, к которому я специально ездил в Курск. Позже он перешел в юрисдикцию Зарубежной Церкви. В третьем номере были опубликованы: выступление писателя В.Г.Распутина на 7-м съезде ВООПИК в защиту «Памяти», беседа И.Р.Шафаревича, очерк Вл. Крупина о похоронах Ф.Абрамова, доклад протоиерея Льва Лебедева о месте и времени Крещения Святого князя Владимира, мой материал «По поводу пересмотра законодательства о культах». В этот период половодьем разлился самиздат. Из наиболее заметных изданий упомяну правозащитные газеты «Экспресс-хроника» А.П.Подрабинека и «Гласность» С. Григорьянца, толстый журнал «Выбор» В. В.Аксючица и Г.Анигценко, «Бюллетень христианской общественности» А. И. Огородникова. Даже созывались конференции редакторов самиздатских изданий. Издаваемый мною журнал «Земля» походил на «Вече». Тот же объем, толстая обложка, те же по содержанию материалы. Я рассылал их по почте своим знакомым или распространял в Москве. Издавался он с октября 1987 г. по январь 1991 г., когда вышел № 14, т. е. в период перестройки за три года я отпечатал 12 номеров. Кто-то выписывал, просил выслать, но прежнего эффекта у «Земли» уже не было. Всему свое время. Кругом можно было свободно печататься в других самиздатских выпусках, скажем, у того же Аксючица, который рядом публиковал и о. Александра Меня, и черносотенца Осипова. Да и в официальных изданиях могло публиковаться то, что, по мнению, скажем, Владимирского КГБ, считалось антисоветчиной. Труд по печатанию на машинке, переплету, брошюрованию, пересылке морально не окупался. Я выдохся в своей Тарусе и издание «Земли» прекратил. Однажды получил повестку из прокуратуры. Пришел. Мне выдали два экземпляра «Земли»: «Возьмите свои журналы, они были найдены при обыске у активистов «Демократического союза» и к делу не относятся». Так изменилось время.