Михаил Веллер - Поправки к отражениям

Итого — тираж. Четыре тысячи! Небывало. И далее — пять. Семь! Десять! Три раза в неделю. Потом — ежедневно!

Новости российские и зарубежные. Нравы, происшествия, быт, сценки. Театр, книги, обзоры, рецензии, объявления.

Н-ну-с, вот, собственно, и началась главная часть булгаринской жизни, каковая часть и определила его дальнейшую репутацию и посмертную судьбу.

Делая обзоры литературной и журнальной жизни, Булгарин в отзывах и мнениях своих был честен. А вот не льстил и не строил на своих отзывах расчетов. Он и так был независим. Хорошо стоял. А честность — что? — сильно осложняет жизнь. Нет — он отнюдь не был очернителем: многое он расценивал как хорошее и хвалил без оглядки. А многое полагал дурным — о чем рубил прямо.

А как устроен творческий человек? Сто похвал он сочтет честной данью своему таланту. Но один раз критики — очернительством и клеветой, несправедливым и злобным умыслом. Чтобы тебя любили — надо льстить без меры, льстить нагло, в глаза — только тон брать посуровее, как бы вот как ты переживаешь даже, что такой талант — и недостаточно оценен.

А если вдобавок ты удачлив, талантлив, богат, знаменит? Главная задача — избежать зависти, злой ревности избежать. А для того — публично принижаться, всем говорить хорошее, относиться к себе на людях как бы не всерьез, ставить собеседника над собой. И никого не критиковать! О коллегах — как о покойниках: хорошо или ничего!

Зависть ведь — чувство естественное: хочет человек занять больше места под солнцем, повыше залезть — а для того надо, чтоб другой тебя не затенял, не был выше тебя, не умалял собою твои успехи. Да и круг читателей, пространство литературное — ограничено, бороться с конкурентами — это уже инстинкт. Кого нельзя сожрать — дружи, а уж кого можно — жри. В одиночку не можешь — жри компанией.

Думать не о том надо, чтобы говорить правду — а о том, чтобы преуспеть, чтобы не затоптали, чтобы делам своим помогать речами. А то валит правду, как булыжник в компот, а потом еще удивляется, что его не любят. Любят того, от кого удовольствие, а не того, кто тебя обгадил. Или готов к тому. Дерьма в жизни нам и без вас хватает, господин критик, вы сами-то кто такой?

Итак. Поляк с гонором. Вспыльчивый, запальчивый, самолюбивый, упрямый. И с тяжелой судьбой, которая его бросала всяко. Талантливый писатель и очень успешный издатель. Разбогател. Добился славы. Потеснил русских литераторов и издателей. И стал говорить о них правду. Как вы догадываетесь, только об этой правде они всю жизнь и мечтали.

А с доходов своих Булгарин в 1828 году купил имение в Ливонии (в Эстляндии, под Дерптом) — за 150 000 рублей (ассигнациями, это ок. 43 000 серебром). То есть наш негодяй стремительно процветал!

…Первая известная «история» про Булгарина — дуэль с Дельвигом. Дельвиг в конце 1824 года выпускает литературный альманах «Северные стихи». Булгарин критически отзывается о некоторых материалах альманаха, в принципе дублировавшего тогда «Полярную звезду», издание известное. Счевший себя обиженным Дельвиг вызывает Булгарина на дуэль. Секундант Булгарина — Рылеев, Дельвига — Нащокин, и Булгарин произносит им ставшую известной фразу: «Передайте барону Дельвигу, что я видел в жизни более крови, чем он чернил».

Прошу сравнить: боевому офицеру, ветерану многих кампаний Булгарину 35 лет, он здоров, гибок и крепок. Дельвигу 26, но он тучен, рыхл, малоподвижен, ленив и подслеповат. (Через несколько лет он умрет.) Ну какая дуэль, что за пародия?.. В ответ Дельвиг велел передать, что согласен не дуэлировать, но пусть Булгарин не смеет упоминать впредь его имени. Итог: через несколько месяцев они лобызались, подпив на званом обеде, сидя за одним столом.

Из дальнейших подробностей: «Ноябрь 1827 года. В Петербурге. Напрасно думали Вы, любезнейший Фаддей Венедиктович, чтоб я мог забыть свое обещание — Дельвиг и я непременно явимся к Вам с повинным желудком сегодня в 3 1/ 2часа. Голова и сердце мое давно Ваши. А. Пушкин».

Слушайте — а в чем вообще дело? Все отмечают: до 1825 года Булгарин был ужасный либерал — а вот после восстания декабристов ужасно переменился. Милые мои — после восстания декабристов все в России ужасно переменились! Особенно переменились пятеро повешенных вскоре. Расстрелянные на картечь солдаты изменились, как и оставшиеся в живых штрафованные; сосланные в Сибирь переменились. А у остальных вольнодумцев, кто разговаривать хотел, был выбор: перемениться или заткнуться.

Это Булгарин сохранил архив своего друга Рылеева, и тем спас помянутых в тех записях людей. Это Булгарин напечатал в своей «Русской Талии» отрывки — 7–10 явления I действия и III действие «Горя от ума», сохранив для литературы авторский вариант рукописи с надписью: «Горе мое поручаю Булгарину. Верный друг Грибоедов. 5 июня 1826». Назавтра Грибоедов уехал в Персию, и уже не вернулся…

Слушайте, это булгаринский друг Кюхельбекер считал его лучшим журналистом России. Это Пушкин писал: «Вы принадлежите к малому числу тех литераторов, коих порицания и похвалы могут быть и должны быть уважаемы». Это Булгарин 14 декабря 1825 был на Сенатской и кричал: «Конституцию!» (а смех и шутку Рылеева: «После победы мы тебе голову отрубим на твоей „Северной пчеле!“» идиоты позднейших времен стали приводить всерьез)…

Потом идиоты и мерзавцы (что часто одно и то же) будут передавать, что «Булгарин выдал Кюхельбекера», сбежавшего было после разгрома восстания. Это на деле означало: на вопрос: «Интересно, у вас нет сведений, где Кюхельбекер может скрываться?» — последовал ответ: «Длинный, тощий, нескладный, носатый — да где ж он долго может скрываться…» Так это все знали!.. Трактовка исследователей: донес и составил словесный портрет, по которому Кюхельбекер был арестован. (Вот это называется — гены народа, давшего дознавателей 1937 года.)

Но вообще — ругань и вражда среди литераторов дело обычное. Зависть и клевета тоже дело обычное. С чего такая каша заварилась?

Знаете, характер Булгарина стал дополнительно ясно виден в 1830 году. Это так вышло. В 1829 Михаил Загоскин, стало быть, опубликовал свой знаменитый роман «Юрий Милославский». Хвалили, раскупали, даже царю понравилось. А Булгарин дал в своей «Северной пчеле» разгромную рецензию. (Враги потом говорили об его зависти, но ни «Выжигин», ни «Дмитрий Самозванец» у Булгарина еще не вышли, соперничества авторов и книг не было на тот момент.) Булгарин полагал, что писать надо иначе, и исторические события изображать иначе, и вообще метод не тот. Однако Николай «Северную пчелу» просматривал, и велел Бенкендорфу передать Булгарину, чтоб хулить роман не смел, потому что книга прекрасная и очень понравилась; щелкопер много на себя берет. Что же делает Булгарин? Булгарин в следующем номере печатает совершенно хвалебную рецензию!