Егений Рябцев - Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1

Лидия Игнатьевна, как всегда поднялась рано, с рассветом. Сон у стариков крохотный — с воробьиный клюв. Хлопот по хозяйству предстояло по горло. К обеду нагряну г друзья, соседи поминать внука. Сорок дней минуло, кик шальные осколки гранаты на афганской тропе разор-пали юное тело Сергея.

Вчера дед побывал за Доном и приволок пестрый букет цветов: желтой и белой ромашки, синих колокольчиков, алых полевых маков. Он бережно укрепил портрет Сергея на стене в зале, окаймил его черной лентой, подставил вплотную к нему журнальный столик, украсил вазонами с цветами и сияющим мягким малахитом зеленой густой травы.

Подстать мрачному настроению семьи Москаленко занялся рассвет над Ростовом — серый, хмурый, напоминающий по цвету бурьянные невылазные трясины. Из-за Дона по небу тягуче кучерявились грязно-черные тучи и громоздились вдали в необозримой степи в костоломных овражках, скособоченных кручах. Изредка сквозь них прорывалось в полбока солнце и тут же стремглав снова скрывалось, словно его поглотила приближающаяся гроза. По крышам засвистел ветер, набрал невиданную мощь, завыл в водосточных трубах, раскачал верхушки могучих раскидистых кленов, ломая ветви на неокрепших саженцах, взъерошив пыль на дорогах.

Москаленко беспокойно выглянул в закрытое окно лоджии, насупившись подумал: «Скоро и нам покидать сей мир… Внучек позвал нас с Лидой в загробную пустоту. Не проговориться бы о нашей ночной вылазке на кладбище…»

Космы туч наплывали на город, как бородатые моджахеды, тяжелые, грозные. Почему-то Ивану Михайловичу нестерпимо захотелось взять автомат или хотя бы охотничье ружьишко и пальнуть по черным волнистым гривам облаков.

Темнело. Дом вздрогнул от громового побега. Иван Михайлович побледнел, принимая внутренним закутком сознания свои измышления.

— Наконец-то отмстили за Сереженьку… Выстрелили в цель.

Он не успел до конца произнести сумасбродные слова, как над Доном из небесного раструба прорычал, зверино охая, очередной громовой раскат, и сразу же разъяренно по стеклам, по зеленой траве застрекотали первые капли дождя. Барабанная дробь час от часу увеличивалась, часто и густо трещала, захлебывалась в фрамугах И оконных щелях. В лужах стояла колючая вода, как частокол у огорода. Взбухла хлябь, как рана от пореза.

— Дали прикурить душманью, — зарулил в комнату как помешанный Москаленко. Он взглянул в небо, погрозил обоими кулаками:

— У, убийцы позорные! Но ничего, ничего…

Лидия Игнатьевна с потерянным видом зашвыркала носом:

— Чокнулся, старче! Нескладуху несешь…

— Тучи у меня душманами были… А гром с дождем их покосил… — Он, отчаянно бормоча, удалился в спальню. Оттуда продолжали доносится ужасные молитвы и проклятья.

Город был сплошь окутан мутной плотной пеленой. Хотя мощный бас владыки-грома постепенно проваливался куда-то в бездну, мельчал и как бы огрызался перед разбушевавшимся хаосом.

Туча, наворотившая по понятию деда беду, подалась на запад, к линии горизонта, приоткрыла голубую занавеску неба. Золотистым светом заиграло солнце. Радуга после разбойничьего налета ветра и дождя заарканило небесное пространство разноцветными огнями. Ласточки взметнулись вверх в аорту неба, зачирикали на деревьях нахохлившиеся воробьи.

— Жидки на расправу душманы… Убежали тучи-вражины, — улыбнулся нам Сереженька, «свет наш ясный»… — и Иван Михайлович показал фигу убегающим облакам.

Нетрудно понять, с каким нетерпением старики дожидались Игоря и Наташу. Не так нужна была их помощь, чтобы приготовить траурный обед, как духовная поддержка друг друга.

Наташа взялась варить суп с вермишелью, опустила в кастрюлю сухофрукты доя компота. На кухне зафыркал кран. Лязгнула упавшая в раковину ложка.

Игорь усердно чистил картошку. И вдруг дед предложил:

— А что, если пельмени сварганить — любимое блюдо Сергея?

Иван Михайлович схватил мясорубку, Игорь стал шинковать лук, Лидия Игнатьевна месить тесто. Наташа принесла доску для разделки.

Лидия Игнатьевна всей своей командой повелевала только глазами. Наташа вскоре испекла пирожки с печенкой. Иван Михайлович занялся овощами. Из-под его ножа сыпались в большую тарелку кружочки помидоров, огурцов, лука. Сообща управились быстро, получился вкусный обед…

В полдень к дому подкатила серая, какого-то пыльного цвета, но совершенно еще новенькая «Волга». Из нее вылезли шеф Игоря начальник городского МВД по борьбе с организованной преступностью, полковник Кирилл Григорьевич Курдюмов и два инспектора — майор Алексей Яковлевич Самохин и Юрий Владимирович Рожков.

Полковник Курдюмов был не высок, но плотен и плечист, от него веяло скрытой силой. По особой походке, по устоявшейся привычке играть мускулами плечевых суставов, в нем безошибочно угадывался первоклассный боксер.

Алексей Самохин, блондин, кареглазый, сухопарый, подвижный, как ртуть, возвышался на целую голову над Юрием Рожковым, приземистым крепышом, с синим блеском глаз, ржаными желтыми ресницами и с пышными усами.

Лидия Игнатьевна бросилась встречать их.

— Просим, просим, дорогие гости!

Курдюмов на виду у всех чмокнул хозяйку в руку. Подчиненные повторили тот же рыцарский жест.

Узрев, как собрались дальние гости, черепашьи шагом стекались и приглашенные соседи. Первой явилась толстая, как бревно, крутогрудая пенсионерка Мария Ивановна Пройдисвет. Она являла собой скифское чудо: большая, сильная бабища, вроде каменной бабы с кургана.

За ней потянулась молодая семья Чекмаревых. Володя с пронзительным пробором чем-то напоминал огнедышащую печку, розовощекий, в народе про таких говорят: кровь с молоком. И совсем противоположность ему жена Настя, как отражение от огарка свечки, бледная, угасающая, сухая, как палка, кажись, дотронешься пальцем — проткнешь насквозь. Действительно, чахлая — десятая вода на киселе.

Когда гости расселись, переминаясь с ноги на ногу, робко заговорил Володя Чекмарев:

— Я друг Сергея. Школярничали, юность отчекрыжили вдвоем. В беде, в мальчишьих потасовках на него я мог всегда положиться. Девчат-трусих, пугающихся собственной тени, от защищал от нахалов-пацанов… Симулянтов не терпел… Призирал ябед и предателей… Уличными ватагами верховодил… Клевый был парень!.. Судьба нас разлучила. Он призвался в армию, я пробился в академию художеств. Так-то… Из вас никто не знает: перед уходом в Афган он попросил его нарисовать. И я долго писал Сережин портрет. Похож или нет — не мне судить…

Чекмарев вышел из-за стола и исчез за голубой портьерой.

Необычный выпад Чекмарева молниеносно передался гостям. Все сидели словно кость проглотили. Ждали загадочного сюрприза.