Хоуп Джарен - Темная сторона изобилия. Как мы изменили климат и что с этим делать дальше

Бизнес-консультанты, анализирующие эффективность американских супермаркетов, выяснили, что из семи тележек со свежими продуктами одна окажется на свалке. Представьте: контейнер с товаром везут в грузовике, оставляют на складе, потом разбирают и выкладывают на полки — и через некоторое время забирают оттуда, чтобы сначала кинуть в мусорную корзину, а потом вывезти на помойку. Зачастую, выполнив этот неприятный ритуал, сотрудники возвращаются обратно и принимаются разгружать очередную поставку.

Честно говоря, я не знаю, расстраивает меня это или вселяет надежду, но бесспорно одно: объем наших отходов, как ни посмотри, равен нашим нуждам. Если посчитать, сколько зерна мы выбрасываем, окажется, что примерно столько же его потребляется в Индии за год, а объемы выброшенных фруктов и овощей превосходят годовой их запас для всего Африканского континента. Мы живем в век, когда можно заказать пару кроссовок со склада на другом конце света и получить их с доставкой на дом в течение суток, — так что не говорите мне, что мировое перераспределение продуктов питания нам не под силу.

Проблема отходов давно воплощена в цифрах — это мегатонны гниющей и разлагающейся пищи, но ситуация сложнее, чем кажется. Под горами мусора погребена настоящая трагедия рода людского. Около миллиарда человек на нашей планете голодает, а еще миллиард намеренно выкидывает достаточно, чтобы накормить голодных. Это происходит каждый день. Мы пустили леса, свежую воду и топливо на производство пищи, которую не собираемся есть, — и проиграли. Бесчисленное множество растений и животных существует лишь для того, чтобы утолить наши растущие аппетиты — и погибает совершенно бессмысленно. Так что вся эта история с мусором — она и о нас.

Посмотрите на недоеденный обед в мусорной корзине: зачем было пахать поле, где взошло для него зерно? Зачем — сажать семена, удобрять почву, бороться с сорняками? Зачем — выводить комбайны, запускать молотильни, заполнять силосные ямы? Зачем — отнимать теленка у матери, гнать его на откорм, снимать по кускам с конвейера? Зачем чинить холодильники, придумывать дизайн этикеток, высчитывать содержание витамина С, укладывать асфальт на дороги, менять карбюраторы, снова, снова и снова везти, везти, везти мясо, хлеб, фрукты, сахар в коробках, бутылки и упаковки, разгружать все это у магазинов, школ, ресторанов и больниц? Зачем ходить между полками, изучать, выбирать, покупать, нарезать, измельчать, приправлять и подавать на стол? Мы проводим за этими занятиями немалую часть жизни: встаем по утрам и выходим из дома, чтобы работать, работать, работать, поддерживая мировую цепочку потребления. А потом берем 40 % своих достижений — и выкидываем в мусорное ведро.

Времени уже не вернуть. Наши дети вырастают, тела стареют, смерть забирает тех, кого любим. А мы все тратим и тратим часы, делая то, что потом выбросим. Еда, отправившаяся на помойку, — это не только потерянные калории: это чей-то шанс на жизнь, и из-за нас он утрачен. Нет более яркой иллюстрации того, как бесконечная погоня за бóльшим оставила измученное и опустошенное человечество где-то посреди неизмеримо меньшего.

Давайте на секундочку представим, что у нас есть выбор. И спросим себя: «Так ли мы хотим жить?»

Из бабушкиных вещей у меня осталась только швейная машинка «Зингер» 1929 года выпуска. Предыдущая владелица проводила за ней каждый день на протяжении нескольких десятилетий: шила передники и наволочки, лоскутные одеяла и домашние платья, блузы и постельное белье — стежок за стежком, стежок за стежком. Я никогда не знала бабушку — как и вторая, она умерла до моего рождения, — но в детстве, ставя ногу на педаль ее любимой машинки, часто думала о ней и о том, как бы она ко мне относилась.

Мама купила электрическую швейную машинку, «Зингер 216G», только в 1950-х. На ней она учила меня тем же приемам, что когда-то показала ей бабушка, но вместо ножной педали у нас теперь была сила электричества. Мама рассказала мне, как придумать платье, которого не найдешь ни в одной витрине, как снять свои мерки и построить выкройки на газете, как сделать вытачки и плиссировку. Семь раз отмерь — один отрежь, аккуратно заколи, теперь шей. Используй потайной шов и петельщик, работай с поднятой лапкой, если иначе никак. Держи пальцы подальше от иглы, а косу — от колеса. Отпори бирку от старого платья и вручную пришей под воротничком нового — так никто не узнает, что оно не было куплено в магазине.

Именно мама научила меня превращать мечты в реальность. Сама она узнала, как это делается, от своей матери, благодаря швейной машинке «Зингер», стоящей сейчас в углу моей гостиной.

На занятиях я часто привожу в пример кипяток: понятие, знакомое каждому, делает урок лучше, ведь он начинается с того, что мы обращаемся к общему опыту. «Предположим, вы решили налить себе чаю, — начинаю я. — Сколько существует способов нагреть воду?» Студенты поднимают руки, я веду список на доске. Электрический чайник, газовая плита, микроволновка приходят им в голову первыми, но вопрос все еще открыт. «Костер из выброшенной на берег коряги», — предлагает кто-то, другой вспоминает про угли от барбекю. Когда я работала на Гавайях, в классе часто предлагали кипятить воду с помощью горячей лавы; бывало, ученики знали, как развести огонь с помощью линзы и солнечного луча, и интересовались, можно ли таким образом что-то подогреть.

«Все дороги ведут в Рим, — подытоживала я, показывая на список, — есть много способов достичь цели. Способы разные: электричество, газ, дерево, уголь, солнце, но в результате мы все равно получим одно и то же — энергию, чтобы вскипятить воду».

Энергия нужна нам каждый день, и не только для чая: она отапливает и охлаждает наши дома, освещает дороги ночью, заставляет песни звучать из радиоприемника. Сегодня то, на что еще 50 лет назад уходили наши физические силы, успешно выполняют моторы: на смену мальчикам, которые носят инвентарь, пришли мототележки для гольфа, воздуходувы заменяют тех, кто убирал листья граблями. Подобных примеров, более или менее заметных, тысячи: их полно на наших кухнях, в гаражах, в офисах и на фабриках. Швейная машинка моей бабушки тоже входит в их число, ведь для того, чтобы она работала каждый день, необходимо было ежедневное мышечное усилие. Сначала на смену обычной педали пришла электрическая, как у маминой машинки. Потом и сами машинки исчезли из наших домов, оставшись только на фабриках. Я уже много лет не шила себе платьев.