Игорь Симбирцев - Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825

Так что все эти политические процессы российской истории до Ивана Грозного можно считать лишь рытьем фундамента под мощное в будущем и довольно мрачное здание российского тайного сыска. Первый же камень в основание был заложен именно при Иване Васильевиче по прозвищу Грозный, и назывался он опричниной. Здесь и стартовала русская тройка политического сыска и репрессий, которую затем несколько веков будет тянуть бессменная троица коренных в виде доноса, слежки и пытки. А позднее к ним присоединится еще и провокация, начиная забирать тройку в свою сторону и ее саму же все опаснее раскачивая. Причем, заметим, важность этих вороных постепенно менялась. Если при Тайной канцелярии Петра I и его наследников главную нагрузку на себе в этой упряжке госбезопасности тянула пытка, при Третьем отделении в XIX веке — слежка и донос, то последняя николаевская охранка прочно сделала коренным провокацию.

Оригинальное и сугубо российское явление опричнины при самом известном и наиболее спорном персонаже на российском троне в лице Ивана IV многие исследователи и историки считают первой попыткой создания единой службы политического сыска в России. Поэтому многие ведут отсчет истории спецслужб Российского государства именно с момента образования опричнины в 1565 году. На самом же деле это учреждение вряд ли можно по какому-либо признаку причислить к спецслужбам. Специально собранные в отдельные отряды царские слуги, именовавшиеся опричниками, вели розыск неугодных власти людей, организовывали их аресты, а чаще убивали на месте, участвовали в массовых пытках и казнях этого периода, как сказали бы сейчас, «массовых репрессий» против внутренней оппозиции царской власти в стране. Даже вырезали при своих набегах целые села и почти опустошали города по обвинению в «государевой измене». Часто во главе этой карательной конницы скакал сам русский царь. Но никакой серьезной разведывательной и контрразведывательной работы опричники не вели, оперативной работой в нашем нынешнем понимании не занимались, постоянной тайной агентурой не обзаводились. А всего лишь массово разъезжали по российским городам и весям, приторочив к седлам в качестве опознавательного знака собачью голову и метлу (символ чистки страны от измены), хватая и изничтожая недовольных по указу местных воевод, честным или ложным доносам, вырванным под пытками признаниям предшествующих жертв либо вообще по собственному усмотрению.

Это был в нашем современном понимании особый спецназ, или даже армейская гвардия, получившая вдруг карательные функции внутри страны. Как, заметим, следует это и из самого устаревшего слова «опричь», от которого пошло название явления. Оно означало «отдельно» или «особо» («опричь души», например). Опричнина была частью особого назначения, говоря современным языком. Правда, при этом в политическом терроре опричников проглядывались некоторые черты, свойственные будущим спецслужбам. Например, в штабе опричников в Александровской слободе под Москвой имелся первый в России архив политических дел и велись списки репрессированных, так называемые синодики для последующих поминаний за упокой душ убитых. Некоторые эти синодики приравнивали затем к реабилитации казненных ранее. Но, увы, это не так, синодики писали практически на всех убиенных опричниками, у нас же даже при Хрущеве стопроцентной реабилитации пострадавших при Сталине не было. Это была лишь отчасти снисходительная к уже убитым, отчасти циничная традиция помина казненных их же палачами. Так в те суровые времена было заведено. В самые мрачные годы инквизиции в средневековой Фландрии палачи перед казнью устраивали пир, на который в знак высшей милости приводили и приговоренного, чтобы он последний раз в жизни хорошо попировал. В той же Александровской слободе работало нечто вроде следственной комиссии опричнины, записывавшей показания арестованных, ее возглавляли Алексей Басманов и князь Вяземский (до тех пор, пока в 1570 году в такой же подвал для допроса притащили их самих). Хотя, разумеется, одних лишь записей синодиков опричниками, следственной палаты и постоянного штаба Опричного двора в Александровской слободе явно недостаточно, чтобы назвать это явление первой спецслужбой нашего государства.

При этом сам царь Иван Грозный в той же Александровской слободе имел свою загородную резиденцию, так что опричники заодно исполняли при нем роль охранников и гвардии. Всего в опричнину набрали шесть тысяч молодых людей из самых разных слоев тогдашнего общества. В целом уже из этого ясно, что их обязанности были намного шире обычного понимания тайного сыска в государстве.

Это явление до сих пор является предметом пристального изучения историка в силу именно уникальности созданного органа-войска для внутренних репрессий. Образ Ивана Грозного в российской историй в зависимости от ситуации то возвышался, то предельно демонизировался, но всегда опричнина и осуществленные ей репрессии в 60—70-х годах XVI века оставались главным обвинением ивановскому правлению. А приверженцы либеральной и западной школы истории и вовсе считают страницу опричного террора уникальным пятном позора в российской истории. Масштаб репрессий действительно поражает: в ходе натуральной резни по всей стране уничтожалось население целых поселков и городов.

Опричнину многие западники считают не просто первой российской спецслужбой, давшей толчок постоянным затем политическим репрессиям в Российском государстве, но и своеобразным символом этих репрессий на многие века, задавшим тон всем спецслужбам-последователям и создававшим их режимам. Так, известный своей особо западнической позицией политолог А. Янов, сравнивая ивановские репрессии со сталинскими, полагал, что опричнина стала образцом, который раз за разом под новыми именами возрождался затем в нашем отечестве. И все последующие эпохи «заморозков» в российской политике Янов уподоблял возрождению опричного времени, проводя постоянные исторические параллели, считая: первый глава опричнины (убитый позднее наследниками) Алексей Басманов — это Николай Ежов нашего Средневековья, а сменивший его на посту Малюта Скуратов — средневековый Берия, естественно. Противники западников из тех ярых патриотов, кто все готов Ивану Грозному простить за его усилия по созданию сильного и единого Российского государства, возражают Янову и его сторонникам: Басманов, Скуратов и другие вожди опричников являлись при этом талантливыми полководцами и государственными мужами, не в пример партаппаратчикам коммунистической поры Ежову с Берией. В целом история ивановского царствования и его «опричного воинства» конечно же сложнее таких упрощенных крайне западнических или крайне почвеннических схем. Но сам факт споров о феномене опричнины много веков спустя вызывает дополнительный интерес к ней даже сегодня.