Игорь Симбирцев - Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825

Следствие по делу самого Пугачева, в отличие от долгого расследования о пугачевском мятеже, в целом длилось не так уж долго. Перед Шешковским, кстати говоря, императрица еще в Санкт-Петербурге строго поставила генеральную задачу: «маркиз Пугачев» не должен умереть от пыток во время допросов. Здесь дело не в гуманности, просто опять же нужна была его публичная казнь, чтобы исключить дальнейшие слухи об очередном воскрешении Петра III. По официальной версии, на которой в своих записках настаивала и сама императрица Екатерина II, к Пугачеву вообще на следствии силу не применяли по ее милостивому указанию. Она и четвертование ему в последний момент заменила на менее болезненное обычное обезглавливание, желая отличаться от жестокого французского короля Людовика XV, незадолго до того приказавшего казнить мучительной смертью покушавшегося на него в Версале заговорщика Дамьена, которого на площади разорвали на части огромными щипцами.

Суд над Пугачевым был недолгим, его вместе со сподвижниками даже не повезли на судебное заседание в Кремль, как планировали. Перед собранной судейской комиссией прибывший в Москву генеральный прокурор Вяземский просто зачитал краткую выдержку из следственного дела Пугачева, так называемый «экстракт» дела, к тому же перед этим лично подкорректированный самой императрицей. Уже в январе 1775 года Пугачеву вынесли смертный приговор, как и шести его ближайшим соратникам, о чем им сообщил Шешковский прямо в месте их заключения на старом Монетном дворе в Москве. 10 января 1775 года на Болотной площади Москвы состоялась казнь Пугачева и нескольких его ближайших соратников, всем процессом Шешковский руководил лично, а исполнением приговора тоже занималась Тайная канцелярия. В повозке, которая привезла Пугачева к эшафоту на Болотах, кроме него самого и его соратника Перфильева сидели московский обер-полицмейстер Архаров, священник для исповеди и чиновник Тайной канцелярии, зачитывавший приговор. И перед зачтением приговора этот чин из Тайной, очевидно по приказу Шешковского и заданию императрицы, еще раз при народе потребовал от Пугачева огласить свое настоящее имя и признаться в самозванстве, что тот и сделал. Так закончилась жизнь очередного подследственного Тайной канцелярии и самого громкого политического преступника золотого века Екатерины II в России.

По традиции российских монархов, выждав некоторую паузу после своего не самого законного воцарения на троне через труп мужа, а также посулив некоторые послабления, Екатерина перешла к очередной политике закручивания гаек в империи под нужды своей личной абсолютной власти. Она, как и Петр I, имеет немало заслуг в усилении Российской империи и расширении ее территории, но при этом ее политика внутри страны сопровождалась все теми же жестокостями, которыми вообще был пропитан XVIII век в России.

Екатерина II не вошла в историю в качестве лично направлявшей репрессии сыска Анны Иоанновны и не спускалась в пыточный подвал лично по примеру Петра I, ей, как ранее и Елизавете Петровне, хватило мудрости отделить свою личность от суровых реалий работы своей госбезопасности. И репрессии Тайной канцелярии при Екатерине Великой не выглядели одной мощной и свирепой кампанией устрашения собственного общества, как это было в 1737–1739 годах при императрице Анне Иоанновне Романовой. Но сыск Шешковского продолжал планомерно крутить свои маховики без особых всплесков и рывков весь екатерининский век, именно на Степана Ивановича светская императрица с имиджем доброй матери отечества свалила всю черновую работу по искоренению политической крамолы в стране, лишь изредка интересуясь деталями работы его службы и задавая Шешковскому генеральную линию действий. И не сказать, что Тайная при Шешковском была заметно гуманнее, чем при Толстом, Ушакове или Шувалове. Понемногу тройка политических процессов и преследований разогналась и по рельсам Екатерининской эпохи.

Через застенки канцелярии в годы правления Екатерины Великой прошли не только очередные раскольники и сподвижники бунта Пугачева во главе с самим несостоявшимся «ожившим Петром III». Здесь и осужденные по «масонским» делам подельники либералов-литераторов Радищева и Новикова. И сторонники «церковного заговорщика» Мациевича (ростовского священника, писавшего дерзости об императрице), за что после долгого следствия в Тайной Мациевича расстригли, назвали «смердом Андрейкой» и отправили в заключение. А попытавшегося заступиться за видного православного священника бывшего канцлера Бестужева-Рюмина называвшая себя «кроткой императрицей» дама на троне одернула так резко, что навсегда отбила у бывшего первого сановника империи заступаться за жертв сыска.

Вина же самого Арсения Мациевича состояла в том, что он в письме императрице осудил ее наступление на права церкви и практику закрытия монастырей, в этом послании отважный священник сравнил Екатерину с римским гонителем первых христиан Юлианом Отступником, а также с самим Иудой. Ответом на «дерзкое послание» стала прибывшая команда Тайной канцелярии, арестовавшая церковного оппозиционера и доставившая его в 1763 году в тюрьму города Ревеля, где священник-бунтарь в 1772 году скончался в одиночной камере в очень жестких условиях его содержания.

Побывали во владениях Степана Шешковского и смутьян-дворянин Колычев, и сподвижники путчиста Мировича, и сторонники «княжны Таракановой», и организаторы «чумного бунта» в Москве (эпидемией воспользовались те же московские раскольники, разбивавшие церкви и убившие архиепископа Амвросия, их розыск затем и вели посланцы из Тайной канцелярии в Москве). В 1772 году сюда доставили с Дона атамана донских казаков Степана Ефремова и его соратников, возмутившихся наступлением Екатерины Великой на остатки их казацких вольностей. Вынесенный позднее Ефремову смертный приговор за попытку бунта на Дону императрица заменила ссылкой в Ревель. Следствие в отношении большинства из этих людей велось Тайной канцелярией с применением тех же проверенных силовых методов дознания.

Несмотря на очередной запрет на применение пыток по политическим делам при Екатерине Великой, подтвержденный секретной директивой императрицы в адрес Тайной канцелярии от 1774 года, фактически они продолжали применяться. И все последующие указы монархов в этом отношении, запрещая де-юре пыточное следствие и даже вводя строгую ответственность за их применение для деятелей сыска, де-факто покончить с этим явлением так и не смогли. Это, впрочем, характерно для истории политического сыска в мировом масштабе и не является только российской проблемой. Ко времени правления в России Екатерины Великой только в Англии применение пыток по политическим делам и вообще их использование было законодательно запрещено, хотя опять же фактически оно иногда имело место. В других европейских государствах официальный запрет пыток при их скрытом использовании пришелся примерно на те же годы конца XVIII века, как и в Российской империи (в 1754 году они запрещены официально в Пруссии, в 1787 году — в Австрии, в 1789 году — во Франции), а в Китае или Турции их тогда еще даже официально не запретили.