Игорь Симбирцев - Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825

Поначалу с приходом Павла, реформировавшим Тайную экспедицию, как и все институты царства своей матери, невызывавшие у него доверия, показалось, что нравы жестокостей прошлой «канцелярии» окончательно отошли в прошлое и сыск в павловское правление будет заметно оцивилизован и осовременен. Первый год царствования Павла даже ознаменован неслыханной ранее в России амнистией по делам «политических смутьянов»: освобождены либералы Радищев и Новиков, руководители польского восстания Костюшко и Потоцкий, белорусский дворянин Лаппо и политический противник Екатерины князь Трубецкой, а также ряд других жертв прежней Тайной канцелярии. Из ссылки возвращен граф Строганов, отправленный туда Екатериной за то, что при своем вояже в Европу примкнул в Париже к якобинцам и участвовал в разгроме Бастилии. В числе амнистированных оказался и монах Авель, претендовавший на лавры русского Нострадамуса и именно за предсказания будущего России попавший в застенки Тайной канцелярии, а оттуда в Шлиссельбургскую крепость при Екатерине. Правда, прорицатель своего дела не оставил, вскоре и павловская Тайная экспедиция вторично арестовала его и отправила в Петропавловку, откуда Авель выберется уже только при Николае I. Те же годы правления Павла впервые за долгое время принесли передышку от преследований сыска русским раскольникам, к ним новый царь относился относительно либерально, надеясь примирить хотя бы умеренные ответвления раскола с православной церковью.

С ненавистными ему приближенными матери, часто издевавшимися над ним в годы ее власти, он вопреки прошлым угрозам разделываться в 1796 году тоже не стал, простил почти всех. Исключение составили те, кто участвовал в 1762 году в убийстве в Ропше его отца Петра Федоровича, как Барятинский или Пассек, да последний любовник матери Платон Зубов с братьями. Но и их Павел лишь отстранил от дел и отправил в мягкую ссылку из столицы, скоро, впрочем, вернув, себе же на погибель — они составили ядро погубившего его в 1801 году заговора.

Но уже со второго года павловского правления становится понятно, что никаким особенным либерализмом здесь и не пахнет, никаких особых ограничений деятельности тайного сыска не будет. После коронации в Москве в 1797 году Павел изменил свое мнение о месте тайного сыска в своей империи, и с этого 1797 года начинаются новые политические репрессии Тайной экспедиции в России. Если убитого в 1762 году Петра III еще можно подозревать в каких-то планах политических реформ в сторону либерализации внутренней политики Российской империи, его скорая смерть и краткое правление дали ему такое алиби перед историей, то уж Павла I в непонятые реформаторы-либералы записывают сейчас иные без особых оснований. Во всяком случае, изучение ударной пятилетки работы при его правлении Тайной экспедиции на такие мысли не наводит. Здесь он ближе не к Петру III, хотя бы действительно закрывшему Тайную канцелярию своим указом и сломавшего монстра по имени «Слово и дело», а к своей матери Екатерине. Та тоже начала с демонстрации своего милосердия и просвещенности, а затем дала индульгенцию Степану Шешковскому и его канцелярии на новые масштабные репрессии.

Тайная экспедиция стала очередным проектом реформации первой в России и достаточно еще примитивной спецслужбы. Фактически она была не только прямой преемницей проработавшей большую часть XVIII века в России Тайной канцелярии, она была и очередной ее модификацией под новым названием. Таким же очередным переизданием Тайной канцелярии, каким был второй ее образец при Ушакове с Шуваловым и третий во времена Екатерины II. Отличий, кроме чуть измененного названия и новых веяний в методах работы, у нее от предшественниц не много. Тайная экспедиция — это конечно же спецслужба по нормам XVIII века, но в полной мере профессиональной спецслужбой ее назвать еще трудно. В России первой относительно профессиональной спецслужбой станет только Третье отделение в 1826 году.

Сама же Тайная экспедиция пока еще на это звание претендовать не могла, своего мощного оперативного аппарата она еще не имела, работая вновь по доносам и приказам из дворца, а разведкой и контрразведкой занималась изредка и в разовом порядке. Известна история с ящиком для жалоб и доносов по государственным делам, который император Павел приказал повесить у своего дворца, эти послания он собирался читать лично и по необходимости через генерального прокурора передавать на разбирательство Тайной экспедиции. Эту идею слывший откровенным западником император Павел, видимо, позаимствовал у венецианских дожей, в их дворце было такое приспособление для складывания анонимных жалоб, именовавшееся «Зевом льва». Подавляющее большинство неграмотного населения Российской империи писать в царский ящик послания не могло и вообще не ведало о его существовании. Поэтому из «ящика гласности» вынимали все больше пасквили дворян и придворных на самого императора, ящик в итоге сняли, и на этом проект павловского «прожектора перестройки» закрылся.

Совсем уж либеральным характером Тайная экспедиция не отличалась: в архивах есть сведения и о процессах, раздутых из доносов об антиправительственной болтовне, закончившихся для болтунов вечной каторгой. И силовые методы воздействия на подследственных в ее стенах применялись достаточно широко, пусть дыбу российский тайный сыск и сдал в архив истории. А по среднему показателю арестованных на год правления императора павловская Тайная экспедиция даже превзошла екатерининские времена.

В мемуарах писателя Льва Энгельгардта, бывшего свидетелем павловского правления, об этом сказано просто: «Аресты считали за ничто, за безделицу заключали в крепость или ссылали в Сибирь, под арестом, бывало, сидело сразу по нескольку генералов». А вот мнение иностранного свидетеля, французский посол Дюрок пишет в Париж Наполеону из Санкт-Петербурга о методах правления Павла в России: «Режим его невыносим. Павел обратил свою столицу в пустыню. Тюрьмы переполнены. За малейшую безделицу подвергаются увечьям и ссылке». Ну и для корректности можно привести мнение и прямо из лагеря сотрудников самого павловского сыска, бывший чиновник Тайной экспедиции при Сенате с мрачноватой и «говорящей» фамилией Мертваго в своих мемуарах; записал об этих временах работы родной спецслужбы: «Время это было ужасное. Государь был на многих в подозрении. Знатных сановников почти ежедневно отстраняли от службы и ссылали на житье в деревни. Начальник мой стал инквизитором, все шло через него. Сердце болело, слушая шепоты, и рад бы не знать того, что рассказывают». Если уж так написал сам деятель тайного сыска, назвав инквизитором именно своего начальника — генерал-прокурора Обольянинова, что же говорить о мнении о годах правления Павла тех, кто от его Тайной экспедиции пострадал. И это все о нескольких годах правления человека, мечтавшего в юности о некоем «царстве справедливости» с идеалами рыцарства и просвещения, именно так царь-идеалист заставлял подданных себя полюбить, как пообещал совсем молодым своему учителю и другу Никите Панину.