Юрий Поляков - Засекреченное будущее

— Очернение советской цивилизации началось еще тогда, когда она процветала, и мало кто предвидел ее трагическое крушение. Собственно, «чернушным» было в значительной степени содержание «самиздата» и «тамиздата». Ради справедливости надо заметить, что «сгущение» негатива в таких сочинениях являлось часто реакцией на принудительный оптимизм официальной советской литературы, точнее, на старательную, вымученную жизнерадостность бездарей, готовых за гонорар выполнять любые идеологические установки. Но крупные советские мастера Василий Белов, Юрий Бондарев. Виктор Астафьев, Валентин Распутин, Федор Абрамов, Олег Куваев, Даниил Гранин, Владимир Орлов и многие другие никогда в «лакировке действительности» замечены не были. Наоборот. Кстати, если «принудительный оптимизм» был востребован в СССР властями, то «принудительный пессимизм» всячески поддерживался и поощрялся западными издателями, спонсорами в штатском и русистами. Это была часть информационной войны. Весьма одаренный и лукавый писатель Владимир Сорокин очень хорошо почувствовал эту доходную конъюнктуру и удачно в нее встроился. Именно в этом, а не в психическом отклонении, думаю, секрет его навязчивой копрофагии.

После 1991 года в РФ началось целенаправленное создание черного мифа об СССР, сперва на инерции отрицания свергнутого строя, по отработанному советским агитпропом принципу «при проклятом царизме…», а потом, после краха «гайдаровских реформ» и расстрела парламента, это делалось для того, чтобы переключить внимание народа с убогой ельцинской реальности на ужасы «проклятого совка». Понятно, что честные мастера культуры этими подлостями не занимались, но вчерашние подмастерья социалистического реализма, оптимисты на зарплате, горемыки самиздата охотно откликнулись и впряглись в эту работу. Бездарные люди, не способные создать что-то новое, — всегда чьи-то эпигоны, вот они и стали перепевать самиздатовскую чернуху вкупе с американской кинорусофобией. Сегодня этим занимаются уже 30-летние авторы, вообще не имеющие понятия о том, как и чем жили в СССР. Появились даже виртуозы злобных антисоветских фэнтези. Но играют в такие игры и взрослые дяди, играют ради премий, вроде «Большой книги», «Букера» и «Ясной поляны». Деньги и премии не пахнут. А что еще можно сказать про роман Иванова «Пищеблок», где в пионерском лагере детской кровушкой кормятся вампиры, возглавляемые старым большевиком, героем гражданской войны. Думаю, Лев Толстой, узнав, за какие книги вручают премию «Ясная поляна», приказал бы выпороть своего потомка на конюшне…

Мои первые повести «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Работа над ошибками», «Апофегей» тоже были весьма критичны по отношению к советской реальности, их долго не печатали, но то был «критический реализм», направленный совершенно искренне против того, что нам, как тогда выражались, мешало жить. И когда они увидели свет, это стало потрясением общественного сознания. Кстати, в моем новом романе «Веселая жизнь, или Секс в СССР» я снова вернулся в поздние советские времена, в 1983 год, и попытался взглянуть на «развитой социализм» с высоты обретенного жизненного, социального и исторического опыта…

— У вас недавно вышла очень острая публицистическая книга «Желание быть русским», которая всячески замалчивалась либеральной критикой. Как раз выход книги совпал с вашей «ротацией» из Президентского Совета по культуре. Связываете ли вы два этих события?

— Да, книга вышла в издательстве «Книжный мир», которое давно и успешно выпускает мою публицистику. Эссе «Желание быть русским» — это попытка проанализировать, почему мы, русские, и царями, и советской властью, и нынешним Кремлем воспринимаемся не как самоценный народ, имеющий собственные достоинства, цели, чаянья, проблемы и недуги, а как своего рода «средостение» между этносами, населяющими нашу евразийскую федерацию. Воспринимаемся как своего рода «этнический эфир», которого как бы и нет в природе. Заметьте, своих государственных институтов русские не имеют и с этим смирились, но в нашем правительстве нет даже «русского приказа», который системно анализировал бы, обобщал и решал проблемы самого большого, государствообразующего народа. Вывод мой неутешителен: дальнейшее небрежение русским народом может для нынешней версии государства российского закончиться тем же, чем закончилось для империи Романовых и СССР. По странному стечению обстоятельств, вскоре после выхода книги меня «ротировали» из Президентского Совета по культуре, ко мне охладели сразу несколько телеканалов, прежде наперебой приглашавших в эфир. Увы, непросто быть в России русским писателем.

Сыграл свою роль и мой конфликт с вдовой Солженицына, пытающегося сделать из своего покойного мужа пророка в белых ризах, что очень непросто, учитывая его многослойную биографию. Кстати, в книге «Юрий Поляков: текст, контекст и подтекст…» известный литературовед Михаил Голубков дает очень любопытный сопоставительный анализ писательских позиций — моей и солженицынской. Книга вышла в ACT к моему 65-летию.

— Вы сейчас много занимаетесь театром. Пишете новые пьесы, создали Национальную Ассоциацию драматургов, проводите фестиваль «Смотрины». Почему театр, а не кино? В кино аудитория же больше.

— Вообще-то, не я пришел в театр, а театр пришел ко мне. С конца 1980-х начались инсценировки моей ранней прозы. Был знаменитый спектакль «Работа над ошибками» Станислава Митина в Ленинградском ТЮЗе. Кстати, «Табакерка» тоже начиналась со спектакля «Кресло» — сценической версии «ЧП районного масштаба», о чем покойный Табаков не любил вспоминать. А с середины 1990-х я активно выступаю как драматург. Одной из первых стала постановка моей пьесы «Смотрины» во МХАТ им. Горького у Татьяны Дорониной. Ее осуществил Станислав Говорухин, и это была его первая работа на театре. Спектакль до сих пор в афише МХАТ под названием «Контрольный выстрел», но какова будет его дальнейшая судьба после отстранения Дорониной и захвата МХАТа командой Эдуарда Боякова с Захаром Прилепиным, не знаю. С Бояковым мы с разных театральных планет, а Прилепин… он, скорее, вообще «саморекламный шага».

Сегодня мои пьесы идут по всей стране и собирают полные залы к вящему негодованию «новодрамовцев», но я не виноват, что они так и не научились писать качественные пьесы. Ни один из «братьев Дурненковых» (я для себя так называю авторов этого направления) не может похвастаться тем, что его пьесу, скажем, на сцене театра Сатиры сыграли почти 400 раз. Недавно закончился второй театральный фестиваль «Смотрины». Это единственный в России авторский фестиваль здравствующего драматурга. Почти две недели в Москве на сцене «Вишневого сада» играли мои пьесы театры из разных городов — Иркутска, Самары, Рыбинска, Борисоглебска, Пензы… Публика принимали восторженно.