Константин Пахалюк - Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века

В тот же день из нашего взвода была отобрана группа кадровых националистов для выполнения специального задания. В их числе я помню заместителя немецкого командира нашего взвода Григория Лущика, Ивана Панькива, Василия Панчака. Об их судьбе мне ничего не известно. Как позже я узнал, такие же группы были выделены из других взводов и рот, а всего этот отряд состоял примерно из 80 человек. Выделенные люди отсутствовали в течение 4–5 дней. Я лично в это время находился на газовом заводе и нес караульную службу. Когда Григорий Лущик и другие возвратились, я узнал от них, что созданная по поручению командования специальная группа должна была производить аресты и расстрелы представителей польской интеллигенции и других лиц. В состав этой группы входили также украинские националисты, одетые в штатскую одежду и переброшенные немцами в качестве десантных групп. Лущик, а также Панчак рассказали мне, что они лично принимали участие в расстреле польских ученых на Вулецкой горе. Они называли некоторые фамилии расстрелянных, но мне запомнилась одна фамилия — профессора Бартеля, который был известен как бывший министр панской Польши. Об этом событии было много разговоров. Участники расстрелов без стеснения рассказывали, что они уничтожили многих известных польских ученых.

Лущик и другие рассказывали также, что их группой были произведены многочисленные аресты других жителей, а расстрелы проводились не только на Вулецкой горе, но и в других местах. Как говорили участники этой группы, акция по уничтожению населения города Львова осуществлялись по распоряжению Оберлендера и Шухевича.

Через 5–6 дней наш взвод был переведен в казармы по улице Стрыйской. В этих казармах был собран весь батальон, и здесь я вновь увидел Оберлендера. После этого мы выступили из города Львова и прибыли в город Золочев, где находились несколько дней и некоторые из нас охраняли лагерь военнопленных. Затем из Золочева батальон прибыл в Тернополь, находился здесь несколько дней, не выполняя каких-либо заданий. В Тернополе была собрана группа на велосипедах в составе около 80 человек, отправившаяся через Волочиск [1644] в город Сатанов. В этой группе был и я. Командовал этой группой Василий Сидор, который являлся заместителем Шухевича. Вторая часть батальона, основная, направилась в местечко Михамполь. В Сатанов мы прибыли ночью. Из нашего отряда было отобрано около 20 человек, которые во главе с Сидором вошли в город и там проводили массовые расстрелы мирных жителей. Я лично находился в оцеплении города с задачей никого из города не выпускать. У Сидора был список, и он согласно этому списку давал специальное распоряжение, кого именно следует расстрелять.

Утром, когда я в числе остальных находящихся в оцеплении города вошел в город, то увидел на улицах, в домах множество трупов.

Из Сатанова через некоторое время мы пришли в военный городок Юзвин, куда пришла также и остальная часть батальона. Здесь мы простояли неделю, а может быть, и больше, занимались чисткой оружия и строевой подготовкой, а затем в конце июля или в начале августа были отправлены специальным поездом в Краков, а оттуда в Нойгаммер-Квайс.

Здесь наш батальон был разоружен. Уточняю, что о наименовании «Нахтигаль», присвоенном нашему батальону, нам стало известно, когда мы находились под городом Радымно.

Считаю также себя обязанным сообщить о следующем факте, очевидцем которого я лично был, а именно: когда наш батальон перешел в казармы по Стрыйской улице в городе Львове, один из немецких офицеров — фельдфебель издевался над своей прислугой — бывшей студенткой Львовского Политехнического института, а затем на виду у всех вывел ее в лес, что рядом с казармами, и расстрелял. Этот факт меня возмутил до глубины души.

Протокол мною прочитан, с моих слов записано правильно — подпись. Допросил: старший следователь прокуратуры Львовской области.

Копия верна:

ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 22–26.

Машинопись. Копия.

До 1939 года я проживал в селе Стрильбичи [1645] Старо-Самборского района Львовской области, в этом же году, перед приходом Советской Армии [1646] , поддавшись националистической пропаганде и не зная советской действительности, уехал на Запад, проживал в Польше.

В 1941 году я был вовлечен в организацию украинских националистов членом этой организации Свободой, который был известен как сотрудник «Абвера». Меня направили в г[ород] Краков, а оттуда в г[ород] Бранденбург [1647] , где я был зачислен слушателем разведывательно-диверсионной школы, в которой обучалось около 100 человек.

Через некоторое время поручик Босый [1648] , ездивший в г[ород] Берлин [1649] , объявил нам, что в Ной-Гаммере формируется украинский легион, который явится зародышем будущей украинской националистической армии и вместе с гитлеровскими войсками будет освобождать Украину. Из нашей школы в этот легион было направлено около 70 человек.

Я по окончании школы 10–11 июня 1941 года вместе с Грыциным [1650] , Щирбой [1651] , Гиркой, Стельмащуком [1652] и Фитьо [1653] с диверсионной целью перешли границу в районе Славска [1654] Львовской области.

Но вскоре началась война и возложенного на нас задания мы не выполнили.

В гор[од] Львов я прибыл на третий день его оккупации и на улице Подвальной встретил знакомых мне легионеров Швеца [1655] и Шкитака [1656] из батальона «Нахтигаль», одетых в немецкую форму с отличительными знаками — сине-желтыми ленточками на погонах и знаком «трезуб» на груди.

В разговоре Шкитак мне сообщил, что они первыми вошли в гор[од] Львов, и тут же показал мне проходящего офицера и сказал, что это Шухевич, один из командиров батальона.

Шкитак очень торопился и сказал мне, что он в составе группы легионеров по приказу командования батальона едет в район Великие Мосты [1657] Львовской области для ликвидации поляков и евреев.

Во Львове я встретил своего знакомого Маевского [1658] по кличке Косарь — руководителя пропаганды центра организации украинских националистов, который предложил мне идти в личную охрану Лебедя [1659] , одного из главарей украинских националистов.

Лебедь знал меня раньше, согласился с предложением Маевского и взял меня в свою охрану, заявив при этом, что я должен быть слепым, глухим и немым.

Мы размещались в доме по улице Драгоманова (бывшая Махнацкого) № 22, в левом флигеле первого этажа.

В подвале этого здания находились арестованные, которых ночью по одному выводили во двор и расстреливали.

Расстрелы арестованных производили из мелкокалиберных винтовок и пистолетов, чтобы было меньше шума, немцы и легионеры из батальона «Нахтигаль».