Николай Непомнящий - Не такие, как все. Люди-феномены

Жиль не просил правителя Британии оспорить законность процедуры, а покорился судьбе и в сопровождении охраны предстал перед епископом.

Суд был недолгим. Обнародовались результаты предварительного расследования, хранившиеся в тайне. Итак, преступления против Бога и человека: убийства, изнасилования и содомия. Но страшнее всего «святотатство, отсутствие благочестия, составление дьявольских заклинаний и другая упорная деятельность в вызывании дьявола, магии, алхимии и колдовстве».

Наконец, когда епископ посоветовал ему готовиться к смерти, Жиль начал защищаться: связанный кровными узами с герцогом Британским, высший военный чин французской короны и первый дворянин, он мог предстать только перед судом равных, и с разрешения короля и герцога бретонского.

Жан де Шатогирон ответил ему так: «Суд церкви — высший суд и осуждает преступления, а не лицо, совершившее их. Кроме того, король и герцог согласны с тем, что приговор должен быть вынесен».

И Жиль де Рэ взял себя в руки. «Господа, молитесь теперь, чтобы моя смерть была легкой и безгрешной».

Приговор был: «Повесить и сжечь; после пыток, перед тем, как тело будет расчленено и сожжено, оно должно быть изъято и помещено в гроб в церкви Нанта, выбранной самим осужденным. Генриет и Пуату должны быть сожжены отдельно, и их прах развеян над Луарой».

На следующий день площадь перед Буффэем была забита народом. Жиль появился весь в черном, под бархатным капюшоном и в черном шелковом камзоле, отделанном мехом того же цвета. Спокойно и твердо он повторил, что говорил только правду.

26 октября в 9 часов утра процессия священников, несущих святое причастие, сопровождаемая толпой, молящейся за трех преступников, останавливалась у всех церквей в Нанте. В 12 часов Жиль де Рэ, Пуату и Генриет были отведены на луг в Бьессе, на окраине города, выше Нантских мостов, что на берегах Луары. Были сооружены три виселицы, одна выше, чем остальные. Внизу лежал хворост и сухие ветви.

Стояла прекрасная погода. Небеса отражались в реке; тополя и ивы как обычно шелестели на ветру. Вокруг была невообразимая толпа. В ней бесновались и рвали на себе волосы матери убитых детей. Более всего матерей повергало в отчаяние то, что имя сатаны действительно было вырезано на сердце одного из их детей, а правая рука другого смазана жиром проклятых животных, чтобы Жиль де Рэ мог сделать из них талисман, предохраняющий его от боли, которая может быть причинена водой, огнем или железом, до тех пор, покуда он носит талисман на себе.

Когда эмиссары герцога бретонского вступили в Машкуль, Жиль повсюду искал этот талисман; слуга Пуату рассказывал: Как только Жан Лаббе проник в замок, мой хозяин вскричал: «Пусть найдут скорее мой черный бархатный берет, в нем мои жизнь, честь и свобода».

Это была та самая рука ребенка, высушенная над углями, которую однажды вечером под полой плаща он принес Франческо Прелати, когда тот беседовал с духами тьмы. Однако как слуги ни искали, они ничего не нашли. Видимо, дьявол забрал себе свою собственность.

Медленно читая «De Profundis», осужденные прибыли на место казни; и каждый присутствующий влил свой голос в общий хор. Эхо этих звуков достигло слуха герцога, оставшегося в своем замке для того, чтобы он не смог помиловать осужденных.

Трагический реквием последовал за «De Profunds». Жиль поцеловал Пуату и Генриета, сказав: «Нет такого греха, которого бы господь не мог простить, если человек, просящий об этом, действительно раскаивается. Смерть — это всего лишь немного боли». Затем он откинул капюшон, поцеловал распятие и начал произносить слова последней молитвы. Палач набросил петлю, Жиль поднялся с его помощью на помост, и палач коснулся горящим факелом хвороста. Помост просел и Жиль де Рэ повис; языки пламени лизали его тело, качающееся на крепкой веревке. После протяжного звона кафедральных колоколов толпа, наблюдающая сцену искупления, затянула «Dies ігае».

Шесть женщин, закутанных в белое, и шесть сестер — кармелиток двигались через коленопреклоненную толпу, неся гроб. Одна из женщин была мадам де Рэ; остальные принадлежали к самым известным бретонским фамилиям. Палач обрезал веревку. Тело упало в железный ящик, приготовленный заранее, и это сооружение было извлечено из пламени, прежде чем тело успело загореться, согласно приговору трибунала.

Шесть женщин в белом низко склонились и схватили шесть поручней гроба. Труп, только слегка обуглившийся, с рыжими волосами и черной бородой, казалось, внимательно смотрел мертвыми глазами в серо-голубое небо. Пение затихло. Женщина, стоявшая во главе, отдала приказ, и они медленно двинулись со своей ношей в монастырь кармелиток в Нанте.

До самого конца Жиль де Рэ был вежлив, изящен и лиричен. Пропитанное смертью дуновение ветра окутало тополя и ивы, пляшущие языки пламени и струилось по поверхности воды. Воздух был насыщен колокольным звоном и пением. Он был чувственным, развратным, переполненным волнами садизма; он был глубоко привязан к этой жизни, наслаждался, совершал преступления, раскаивался. Но нельзя сказать, что это не был его собственный выбор; скорее наоборот, у этого вампира все планировалось очень тщательно. В его поведении не было ничего беспричинного, случайного; и самые страшные преступления сохранили следы разумного и обдуманного выбора — что самое чудовищное и до сегодняшнего дня необъяснимое явление…

Заключенные, по настойчивому желанию маршала, были казнены одновременно. Тела были спущены с виселиц, и через несколько мгновений запылал костер. Но когда пламя пережгло веревку, на которой был подвешен Жиль, некоторые знатные дамы заставили оттащить тело из огня. Остальные тела были сожжены, их прах развеян по ветру. Труп маршала, однако, был похоронен, как полагается, на территории кармелитской церкви недалеко от места свершения возмездия. Так закончилась жизнь одного из самых экстраординарных преступников в истории колдовства.

Дракула. У миллионов людей это имя связано с образом легендарного вампира из мрачной и загадочный страны Трансильвании — днем он притворяется безжизненным телом, а ночью выходит на тропу убийств, наводя ужас на целые поколения жителей и… зрителей, а также читателей, начиная аж с 1897 года. Именно в тот год он стал главным действующим лицом имевшего ошеломляющий успех романа ужасов Брэма Стокера.

Но гораздо меньшее число людей знает, что имя бессмертного персонажа Стокера позаимствовано у настоящего Дракулы, жившего в реальной Трансильвании за четыре века до этого. И хотя тот Дракула не был вовсе кровопийцей в прямом смысле этого слова, он стяжал себе сомнительную славу как кровавый тиран, чьи жестокости стали извечным и самым, пожалуй, ярким примером садизма.