Дун Цин - Чтецы

Мать смеялась, а я припадала к ее коленям и тоже смущенно смеялась, закрывая лицо. Вспоминая теперь, я понимаю, что ни в ее вопросах, ни в моем смущении не было никакой логики. То, что было десять с лишним лет назад, сегодня для нас совершенно ничего не значит, ни на что не влияет. И всё же какие мы были тогда глупые, смешные, как любили друг друга!

«Ты больше всего боялась, когда я задумывалась, – до сих пор не знаю, почему. Каждый раз, когда я сосредоточенно смотрела в окно или на минуту замирала в оцепенении, ты меня сразу же окликала, трясла, говорила: “Мама, почему у тебя глаза не двигаются?” – а мне нравилось, что ты подбегаешь обнять меня, и я специально притворялась, что задумалась…»

Я и сама не знаю, по какой причине. Может быть, мать задумывалась, когда ей становилось тоскливо и грустно, а я хотела растормошить ее, отвлечь? Кто теперь знает… Это осталось тайной.

«Но ты и сама была задумчивой девочкой. Всегда, когда мы обедали, ты смотрела в одну точку: на картинки с иероглифами на стене, или часы на столе, или цветочную вазу. В чашке осталось всего несколько зернышек риса, а ты сидишь часами. Я не вытерпела и всё убрала».

Этот случай я очень ясно помню. Сидеть в раздумье – в моем характере, с тех пор ничего не изменилось.

Когда она говорит об этом, я всегда улыбаюсь, а в глазах – слезы, которые я вытираю краем ее одежды, пока слушаю, а потом тихонько кладу голову ей на колени. В эту минуту вселенная для нас не существует, есть только мама и я, а потом и меня нет – только мама. Ведь я – это часть ее!

Как же это удивительно и замечательно – постепенно, слово за словом, я обнаруживаю, открываю себя себе самой! Мама знает меня с самого начала, понимает и любит с тех пор, когда я и сама не знала и не понимала, что я есть на свете. В три года я только-только стала отыскивать себя во вселенной, любить себя, понимать. Но то, что я знаю о самой себе, – это всего лишь один процент, доли процента от того, что знает обо мне мама.

Мой маленький друг! Когда ты узнаешь, что в мире есть человек, который знает тебя, понимает тебя, любит – в тысячу, во сто крат больше, чем ты сам себя понимаешь и любишь, – то как же тебе не заплакать растроганно, как не любить его безоговорочно и как же решительно и бесповоротно не раствориться в этой любви к тебе?

Однажды, когда я была совсем маленькая, я вдруг подошла к маме, посмотрела ей в лицо снизу вверх и спросила:

– Мама, почему ты меня всё-таки любишь?

Мать отложила иголку и нитки, прижалась своей щекой к моему лбу и сказала с нежностью, не раздумывая:

– А нипочему, просто ты – моя дочь!

Маленький друг! Я не верю, что кто-то другой во всём свете мог бы это сказать. «Нипочему!» – так точно, так… правильно. Она любит меня не потому, что я – «Бин Синь» или какое-то другое пустое обманчивое слово, имя, придуманное другими людьми. Ее любовь не привязана ни к каким условиям, причина одна: я – ее дочь. Эта любовь выше всего, из нее слой за слоем создавалось мое нынешнее «я», и мама любит именно меня – такой, какая я есть.

Если бы я вдруг сбросила лет двадцать своей истории и всё, что произошло за это время, снова бы вышла и стала перед ней, если бы во всём мире не было ни одного человека, кто бы знал меня, а были только одна она и я, ее дочь, – она всё равно обняла бы меня со всей своей безгранично сильной любовью. Она любит мою плоть, она любит мою душу, она любит меня всю, со всех сторон, и прошлое, и будущее, и всё, чем я являюсь сегодня.

Если бы мириады звезд осыпались в океан, морские волны поднялись, будто горы, а небо свернулось синим свитком; если бы облетели все листья, птицы попрятались в гнезда, звери укрылись бы в норах; если бы всё изменилось, погрузилось в хаос – мне достаточно было бы лишь отыскать маму и броситься к ней в объятья. Она— единственная, кому можно верить, даже если весь мир обречен. Всё на земле и в небе – верит ей! Ее любовь ко мне не зависит от распада и перемен всего сущего!

Ее любовь окружает не только меня, но еще и всех тех, кто любит меня. Она любит меня – и поэтому любит всех детей и матерей Поднебесной. Маленький друг! Я скажу тебе слова, которые дети считают простыми и очевидными, а взрослые полагают очень глубокими: «Так устроен мир!»

В мире нет двух совершенно одинаковых вещей. Даже два волоска на твоей голове – и то разной длины. Однако – прошу вас, маленькие друзья, поддержать мой голос! – во всей вселенной только материнская любовь – будь она явной или скрытой, чем ни измеряй ее: мерками, весами, душой, будь то любовь моей матери ко мне, твоей матери к тебе, всех матерей к своим детям, – только она одинаково широка, высока и глубока. Мой маленький друг! Я верю: на всём протяжении истории не найдется никого, кто мог бы это опровергнуть. Когда я открыла для себя эту волшебную тайну, я от радости и восторга готова была зарыдать!

Я знаю, что высота захлестнувшего меня душевного подъема несравнима с болезненным состоянием моего тела. Я знаю, что всё, что я пишу, еще не помещается в твое сознание. Взгляни: там, за окном, падают осенние дожди, разносится аромат цветущих роз – это тоже безмолвное признание в любви к матери-природе!

Сейчас моей мамы нет рядом, – но я знаю, что любовь ее ни на миг не покидает меня, словно она сама говорит со мной! Пока некому снова рассказывать мне про мои детские годы, я могу написать маме письмо. Я скажу: «Любимая мама, прошу тебя: записывай всё, что ты помнишь обо мне, и присылай мне. Я теперь стала как археолог – буду, вслушиваясь в твои слова, открывать и исследовать тайну своего “я” …» Благословенные небесным владыкой маленькие друзья! Вы – в объятьях матери. Маленький друг! Я научу тебя: дочитав это письмо, отложи этот листок и скорее беги к своей маме; а если она вышла, иди и садись на пороге, тихонько жди ее возвращения – неважно, в доме или на дворе, жди ее – и, когда она вернется, крепко обними ее, поцелуй в обе щеки, скажи: «Мама! Если у тебя есть минутка, расскажи мне про то время, когда я был маленьким!» А когда она усядется, заберись к ней на колени, прижмись к ее груди и слушай, как бьется ее сердце, смотри на ее лицо, слушай рассказы о себе, которые тебе никогда раньше не приходилось слышать, которые льются на тебя, словно небесная музыка!

А потом, мой маленький друг, я хотела бы, чтобы ты рассказал мне истории, которые ты от нее услышал.

Я теперь болею, но нет мамы, чтобы сидела рядом. Пожалей меня, мой маленький друг, и я буду несказанно тебе благодарна! Когда Создатель передал меня матери, он наделил меня даром памяти; теперь же, среди постоянных хлопот и занятий, мне выделены семь дней и ночей, чтобы я могла вернуться мыслями к материнской любви. Во время моей болезни эти воспоминания так сладки и приятны.