Игорь Бунич - Второе пришествие в гневе

Количество используемого урана-235, размер двух полусфер, скорость, с которой они должны соединиться — все это, объяснил Оппенгеймер, является вопросами, на которые еще нужно найти ответ.

Затем они перешли в соседнее здание, где находилась лаборатория капитана 1 ранга Уильяма Пэрсонса, с которым Тиббетс встречался в Колорадо-Спрингс. Команда Пэрсонса решала проблему: как сделать так, чтобы бомба над целью взорвалась на заранее определенной высоте. Изучалась мегодика превращения всех этих кусков урана и плутония в боевое оружие.

Оппенгеймер заметил, что Пэрсонс сам, видимо, примет участие в вылете на атомную бомбардировку.

— Отлично, — прокомментировал Тиббетс. — Если что-нибудь сработает не так, то я буду знать, кому сразу объявить выговор.

— Если что-нибудь пойдет не так, — ответил Пэрсонс, — то вряд ли от нас что-либо останется. Так что объявлять выговор будет некому.

Оппенгеймер затем открыл Тиббетсу, что в ближайшие месяцы ему придется испытать атомную бомбу. Это поможет ученым разработать окончательный вариант кожуха бомбы, а также, проверить взрыватели замедленного действия, которые приведут бомбу в действие на нужной высоте.

Ближе к вечеру Оппенгеймер повел офицеров по коридору, прошел с ними через анфиладу комнат, завешанных грифельными досками, исписанных какими-то формулами. Внезапно Оппенгеймер как-то подтянулся, и его ноздри стали раздуваться, как у охотничьей собаки, почуявшей добычу. Они вошли в какой-то кабинет. Там на простом деревянном стуле с прямой спинкой сидел небритый и растрепанный человек, уставившийся неподвижным взглядом в висевшую перед ним грифельную доску. Тиббетс даже сначала подумал, что это местный дворник, решивший отдохнуть именно здесь после ночной смены. Оппенгеймер молча встал позади стула, и они вместе уставились на доску, на которой было написано какое-то сложное уравнение. Оппенгеймер подошел к доске, стер часть уравнения и написал несколько новых символов. Сидевший на стуле человек не шевельнулся.

Оппенгеймер написал последний символ.

Небритый в сильном возбуждении поднялся со стула и закричал:

— Я искал эту ошибку два дня!

Это был Энрико Ферми, величайший из гениев мировой физики.

Оппенгеймер улыбнулся и вышел из помещения.

Лейтенант Безер посчитал этот день «наиболее фантастическим в своей жизни». Он встретился и беседовал примерно с десятком прославленных ученых, которые были кумирами его юности. Профессор Рамсей объяснил Безеру, какова будет его роль при выполнении задачи, связанной с атомной бомбардировкой. Безер должен был научиться перехватывать работу радиолокаторов противника, если будет сделана попытка вывести из строя сложный механизм бомбы или вызвать ее преждевременный взрыв. Чтобы понять, что подобное может случиться, Безер должен был узнать то, о чем знали всего несколько специалистов: о крошечной детали в боевом механизме бомбы, встроенном в сердце системы — миниатюрном радиолокаторе. Никого, казалось, не беспокоило, что лейтенант Безер узнает слишком много. На него обрушился буквально поток информации и он почувствовал, что тонет «в этом научном водовороте».

В конце дня Тиббетс признался Оппенгеймеру, что за сегодняшний день получил больше научных знаний, чем за все годы обучения в школе и училище.

Оппенгеймер задал летчику еще несколько вопросов. Если не считать противодействия противника, какие еще могут случиться непредвиденные неожиданности? Тиббетс ответил, что всегда существует шанс, что бомбу заклинит в бомболюках или бракованный взрыватель вызовет преждевременный взрыв. Оппенгеймер уверил полковника, что в случае с атомной бомбой подобный риск исключен.

Затем Оппенгеймер внимательно посмотрел на Тиббетса и произнес:

— Полковник, я хочу вас честно предупредить — самое страшное может случиться после того, как вы сбросите бомбу. Ударная волна от взрыва может уничтожить ваш самолет. Боюсь, что я не могу гарантировать вам, что вы все не погибнете.

В наушниках внутрисамолетной связи тяжелого бомбардировщика B-29 раздался голос командира экипажа капитана Роберта Люиса:

— Делать все, как положено по наставлениям. За нами будут внимательно наблюдать.

Бортинженер Уайт Дазенбери и хвостовой стрелок Боб Кэрон, летавшие с капитаном Люисом много раз, не могли сегодня узнать своего командира. Обычно веселый и разговорчивый, относившийся не очень трепетно к различным уставам и наставлениям, он был сегодня необычайно серьезным, как будто, по словам сержанта Кэрона, на борту их самолета находился сам Президент Соединенных Штатов и члены его кабинета.

Сидя в кабине бомбардировщика и окидывая взглядом подсвеченную ультрафиолетом приборную доску, капитан Люис испытывал то комфортное ощущение, которое охватывало его только в самолете. В детские годы, проведенные им на улицах Бруклина, внушили Люису, что иметь пару крепких кулаков гораздо лучше, чем светлую голову. Однако, он изменил свое мнение, попав в летное училище. Пока он перестраивался, у него была масса неприятностей, но в итоге даже самые требовательные инструкторы признали, что Люис очень одаренный пилот.

Люис никогда не мог забыть той гордости, которой сияли глаза его родителей, когда он впервые появился перед ними в офицерской форме, и того чувства собственного достоинства, когда он шел в этой форме по улицам Бруклина, приветствуя старых знакомых. А затем наступил день, когда Люис взял на борт своего бомбардировщика B-29 легендарного Чарлза Линдберга, который потом заметил, что был бы счастлив иметь Люиса рядом с собой в своем знаменитом полете через Атлантику.

Вызов на авиабазу Вендовер не удивил Люиса. Именно Тиббетс сделал из него наиболее опытного пилота тяжелых бомбардировщиков в авиации США. Люис написал своему отцу: «Пол нуждается во мне, потому что я хорошо знаю свою работу». Скромность, как Люис вынужден был признать сам, не входила в число основных качество его характера. Но он умел ладить с экипажем и пользовался большим авторитетом, особенно у рядовых и сержантов.

Когда первый B-29 прибыл в Вендовер, командовать им был назначен Люис, испытавший чисто мальчишеское возбуждение от того, что из нескольких летчиков выбрали именно его. В его лексиконе сразу же появились выражения «моя машина», «мой экипаж».

В первый полет с Люисом должны были лететь майоры ван Кирк и Фирби в качестве обычных шгурмана-навигатора и штурмана-бомбардира.

— Все будет похоже на то, чем мы занимались в старые времена, Боб, — напутствовал его Тиббетс. Правда, у Тиббетса так и не нашлось времени посидеть с Люисом и повспоминать «старые времена». Более того, как отметил Люис, Тиббетс больше не смеялся, когда он шутил, и не был так терпим к некоторым мелким нарушениям дисциплины, которые позволял себе Люис…