Игорь Бунич - Второе пришествие в гневе

На заседании японского кабинета министров, созванного премьером Судзуки, военный министр, а также представители главного командования армии и флота пришли к соглашению по одному важному вопросу. Они были против того, чтобы в настоящее время вступать с противником в прямые переговоры в попытке закончить войну, но не возражали против подобных переговоров после того, как вооруженные силы Японии нанесут американцам сокрушительный удар при их вторжении на Японские острова. Для генерала Арисуе такая позиция представителей «твердолобой военщины» была признаком того, что они все-таки немного начали осознавать реальную обстановку.

22 июня 1945 года Император Хирохито потребовал от кабинета министров начать переговоры, используя Россию в качестве посредника.

24 июня бывший японский премьер Коки Хирота связался с советским послом в Токио Яковом Маликом и пытался прозондировать этот вопрос. Малик увидел в этом прежде всего попытку удержать Россию от вступления в войну против Японии и вежливо уклонился от какого-нибудь конкретного ответа.

Генерал Арисуе собрал уже много доказательств того, что Россия готовится вступить в войну против Японии. Мощные силы советских войск были сосредоточены на китайской границе в готовности нанести удар по японской армии в Маньчжурии. Арисуе считал, что вступление СССР в войну не столько поможет американцам, сколько увеличит советское влияние на Тихом океане.

Возможность оккупации хотя бы части Японии русскими приводила генерала в ужас и смятение. Он снова послал срочную телеграмму японскому военному атташе в Берне генерал-лейтенанту Окамото с требованием выяснить у Даллеса тот минимум условий, которые можно выторговать у американцев перед капитуляцией.

Между тем, в штабе фельдмаршала Хата царила атмосфера, весьма далекая от каких-либо мыслей о капитуляции. Там интенсивно готовились к продолжению войны. В подземном узле связи круглосуточно работала служба радиоперехвата. В штаб был недавно переведен один из подчиненных генерала Арисуе, подполковник Ойя, специалист по всем вопросам, связанным с американскими делами.

Антенны узла связи внимательно следили за всеми радиоволнами на Тихом океане и за его пределами. Специальные подземные кабели связывали штаб фельдмаршала Хата с генеральным штабом в Токио, оперативными штабами на острове Кюсю, с военно-морскими базами в Куре и Удзина, а также с замком в Хиросиме.

Все собранные данные говорили о том, что высадка американцев на острове Кюсю неминуема, поэтому были подготовлены условные сигналы, чтобы бросить против сил вторжения самолеты-камикадзе и катера, управляемые самоубийцами.

Наиболее насыщенное время радиоперехвата было от полудня до полуночи. Основное внимание занимал перехват радиопереговоров противника в треугольнике между Окинавой, Иводзимой и Марианскими островами. Большая часть радиопереговоров была зашифрована, но попадались сообщения, переданные открытым текстом. Это были главным образом переговоры между самолетами и их командными пунктами управления полетами.

Между Хиросимой и Тинианом разница во времени составляла час и если предвзлетные радиопереговоры бомбардировщиков с КДП удавалось поймать где-нибудь в 15–16:00, то можно было с уверенностью прогнозировать ночной воздушный налет. По количеству докладов пилотов о готовности к взлету можно было грубо подсчитать и количество машин, участвующих в налете. Полученные данные быстро распространялись по всем центрам ПВО западной части Японии.

Когда бомбардировщики входили в воздушное пространство Японии, служба радиоперехвата прослушивала переговоры между экипажами, стараясь по ним определить, в какие именно районы Японии направляются армады самолетов противника. Данные радиоперехвата самолетов наряду с перехватом переговоров находившихся в море американских кораблей позволяли фельдмаршалу Хата и подполковнику Ойя оценивать силы и намерения противника с исключительной точностью.

Но настоящим коньком подполковника Ойя были допросы. Генерал Арисуе часто отмечал, что если Ойя не заставит кого-нибудь заговорить, то это не удастся сделать никому. Подполковник Ойя очень сожалел, что прибыл в Хиросиму слишком поздно, чтобы первым допросить десять американских летчиков, сбитых над Окинавой и доставленных в город еще до падения острова.

Эти летчики были единственными американскими военнопленными в Хиросиме. Они содержались в подвальном помещении Замка Хиросимы.

* * *

12 июля, когда первые лучи солнца начали пробиваться на востоке, интендант 509-го полка Чарлз Перри поднялся с койки и направился в офицерскую столовую, чтобы лично понаблюдать за приготовлением завтрака.

Полк перебрался на Тиниан всего четыре дня назад и чувствовал себя вполне комфортно, несмотря на полчища крыс, которые шныряли по лагерю во всех направлениях.

Перри надеялся, что когда полковник Тиббетс вернется из Штатов, он доставит им «гостинцы» — ликер и сигареты. В ловких руках Перри такие «гостинцы» превращались в бесценные предметы бартера, благодаря которому личный состав 509-го полка питался лучше, чем какая-либо другая американская часть на Тиниане. «У меня рядовой ест больше и вкуснее, чем пятизвездный генерал» — часто хвастался интендант.

В это утро, как обычно, Перри с волнением наблюдал, как эскадрильи тяжелых бомбардировщиков возвращаются после ночного налета на Японию. Более двухсот бомбардировщиков B-29 напоминали «бусинки на одной нитке». В то время, как один совершал посадку, другой уже заходил на полосу. Наконец сел последний бомбардировщик, и их экипажи отправились отсыпаться. Они пробыли в воздухе почти тринадцать часов. Это было обычное время для начала полетов летчиков 509-го полка. Никому из них по понятным причинам не позволялось летать над Японией.

Стоянка бомбардировщиков 509-го полка находилась отдельно от других и круглосуточно тщательно охранялась. Это не могло не вызвать недоуменных вопросов у офицеров и солдат других подразделений. Впрочем, на их вопросы никто не отвечал.

Самолеты 509-го полка регулярно взлетали, чтобы сбросить бомбы по «детской» цели — японцам, окопавшимся на ближайшем острове Рота. Подобная практика порождала шутки, остроты и издевательства со стороны экипажей других полков, ежедневно летавших на бомбежку Японских островов. Даже родились стишки, сочиненные кем-то в штабе генерала Ле Мэя:

В этих стихах была большая доля правды. Секретность и меры безопасности постоянно ужесточались.