Виктор Точинов - Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

Бросить «ремеслуху» и сосредоточиться на учебе возможности не было: в РУ в дополнение к крохотной стипендии оплачивали произведенную в учебном цеху продукцию, а семья Зины не могла содержать неработающую дочь (не говоря уж о том, чтобы нанимать репетиторов): отец — самый натуральный пролетарий, мать — инвалид 3-й группы.

Гвозди бы делать из таких девушек… Да только жалко изводить на гвозди металл столь высокой пробы.

Если верна версия, согласно которой Дятлов, Колмогорова и Слободин замерзли, возвращаясь от кедра к палатке за теплой одеждой, то совсем не удивительно, что именно Зина подобралась к цели ближе обоих своих спутников, превосходивших ее по физическим кондициям, — пока могла, шла, потом ползла, до конца не желая сдаваться… Незаурядных волевых качеств была девица.

Эпизод из дневника «Колмогоровой», касающийся конфликта Николая Тибо-Бриньоля и Люды Дубининой (и без того весьма любопытный), в свете вышеизложенного начинает играть новыми красками.

Процитируем этот эпизод, датированный в дневнике 30 января:

«Люда быстро отработалась, села у костра. Коля Тибо переоделся. Начал писать дневник. Закон таков: пока не кончится вся работа, к костру не подходить. И вот они долго спорили, кому зашивать палатку. Наконец К. Тибо не выдержал, взял иголку. Люда так и осталась сидеть. А мы шили дыры (а их было так много, что работы хватало на всех, за исключением двух дежурных и Люды. Ребята страшно возмущены.

Сегодня день рождения Саши Колеватова. Поздравляем, дарим мандарин, который он тут же делит на 8 частей (Люда ушла в палатку и больше не выходила до конца ужина). В общем еще один день нашего похода прошел благополучно». (лист 30 УД)

С точки зрения социального расслоения в группе Дятлова можно считать Дубинину и Тибо самыми настоящими антиподами. Они ведь оба, можно сказать, выходцы из Гулага, да только появились на свет по разные стороны колючей проволоки. Отец Николая — расконвоированный заключенный, а вот происхождение Дубининой иное. Ее папа был крупным чиновником Минлеспрома, а касательно этой организации у историков нет единого мнения: считать ли Министерство лесной промышленности структурным подразделением Гулага? Или все же отдельной организацией — но сотрудничавшей с тюремным ведомством столь плотно, что впору говорить о полном симбиозе?

Но чем Минлеспром ни считай, факт остается фактом: лесозаготовками в СССР в 30-е годы занимались заключенные. Даже на руководящих должностях среднего звена гораздо чаще трудились расконвоированные зеки, чем вольнонаемные.

И вот, родитель Люды Дубининой в 1937 году (любопытная дата, правда?) получает под начало сразу два лесозавода в Архангельской области, № 9 и № 10, и становится царем, богом и воинским начальником для нескольких сотен, а то и тысяч заключенных. А весной следующего, 1938 года у лесного царя и бога рождается дочь Людмила. Отец же Тибо-Бриньоля мотал свой срок в других краях, в Тюменской области, не то совпадение получилось бы вовсе уж мистическое. (Вопреки распространенному заблуждению, мать Коли сама не была осуждена, она лишь приехала в места не столь отдаленные к своему мужу, расконвоированному заключенному, — но социальный статус Тибо-Бриньоля такая замена ничуть не повышает, по рождению он плебей среди плебеев, ниже не бывает, и поднялся с самого дна тогдашнего социума.)

Сравнивать этих двоих по количеству трудностей и препятствий на пути к студенческой скамье УПИ, думаем, не стоит…

В описанном в дневнике конфликте обе стороны ведут себя в полном соответствии со своими социальными ролями (точнее, в соответствии со стереотипными представлениями о подобных ролях, в жизни обычно все несколько сложнее): «советская аристократка» Дубинина показывает себя капризной и изнеженной белоручкой, а «советский плебей» Тибо-Бриньоль — трудолюбивым и не чурающемся черной работы парнем: ворча и ругаясь, он все же взялся за иглу и сделал дело.

Илл. 28. Люда Дубинина и Николай Тибо-Бриньоль. Дочь крупного чиновника и сын политзека. Мог их словесный конфликт перерасти во что-то более серьезное, даже криминальное? Крайне сомнительно…

Хотя, конечно, правильнее будет сказать, что такими их показал автор дневника, а на самом деле все могло быть не столь однозначно. Для полноты картины, как говорится, «неплохо бы послушать начальника транспортного цеха». Но что имеем, то имеем.

Можно предположить, что настоящий автор дневника «Колмогоровой» — один из четверки «плебеев». Либо сам Тибо, написавший о себе в третьем лице (подобно тому, как упоминал о себе в третьем лице Кривонищенко в общем дневнике группы). Либо без кавычек Колмогорова, зачем-то делавшая записи сразу в двух блокнотах. Либо Дорошенко или (с гораздо меньшей вероятностью) загадочный Золотарев.

Кстати, в процитированном отрывке имеется один штрих, хотя и не имеющий прямого отношения к зреющему в группе конфликту, но крайне интересный сам по себе: с чего вдруг Александр Колеватов отмечал свой день рождения 30 января, если, согласно всем документам, родился он в ноябре? Пошел на обман, дабы получить мандарин и отвертеться на этот день от работ по лагерю? Мелко, Хоботов! Тем более что от работ все равно не отвертелся, о чем будет сказано ниже.

К странному фальшивому (или все-таки не фальшивому?) дню рождения мы непременно вернемся, он того стоит.

Едва ли мысли о социальном статусе спутников приходили в голову туристам Дятлова в таком «обнаженном» и четко сформулированном виде. Вероятно, опознание системой «свой-чужой» происходило на подсознательном уровне: Николай неосознанно, интуитивно тянулся к Зине и столь же неосознанно испытывал чувство отторжения к Люде. Остальные участники похода тоже вряд ли сознавали, что генезис их личных симпатий и антипатий вызван социальным неравенством. Совершенно искренне считали, что все они добрые товарищи и друзья. Комсомольцы, спортсмены, отличники… И две красавицы.

Они считали, а трещинки на линиях разломов углублялись и ширились, и на следующих примерах мы докажем это с полной определенностью.

Разумеется, если бы поход проходил в штатном режиме и завершился бы, как планировалось, ничем серьезным эти крохотные трещинки не обернулись бы. Всяко не привели бы к членовредительству таких масштабов: с пробитыми головами, с раздробленными грудными клетками.

Но в том и беда, что группе Дятлова пришлось столкнуться с обстоятельствами экстраординарными. И подспудно тлеющий конфликт, даже не замечаемый фактически вовлеченными в него людьми, полыхнул ярким пламенем. Не один он полыхнул, но и он тоже…