Герман Устинов - Смена эпох

Разговор этот происходил весной 1983 года, когда племя только пускало первые ростки жизни на новом месте. Не было домов — их заменяли палатки и традиционные белуджские кибитки из деревянных жердей, обтянутых козьими шкурами или грубой домотканой материей. Вождь просил извинить его за то, что чай мы пьем под открытым небом, у костра. Зато неподалеку, на окраине поселка, шла веселая, спорая работа. Мужчины и подростки строили первую в истории их племени школу. Одни заканчивали копать ров для фундамента, другие месили голыми ногами саман. Самые опытные строители, старики, лепили вручную, без всяких форм, кирпичи, которые быстро высыхали на солнце.

— Почему вы решили начать именно со школы? — спросил я у вождя.

— Нас полторы тысячи, а читаю и пишу лишь я да мои дети. Входить в новую жизнь, в революцию неграмотными нельзя. Провинциальные власти Кандагара обещали дать нам учителей, учебники, как только школа будет готова. Вот мы и спешим. Я еще не стар, мне только пятьдесят. Может быть, доживу до тех лет, когда у нашего плёмени будут свои врачи, учителя, агрономы, когда нашей молодежи станут доступны все современные профессии.

Старательнее всех на стройке работал, по словам вождя, Насир — бойкий и смышленый паренек лет двенадцати, с тяжелой медной серьгой в правом ухе и старинной кремневой винтовкой за плечом. (Вооружены были все мужчины. Племя отбило уже три атаки душманов, мстящих белуджам за их сотрудничество с народной властью. В боях Якуб-хан потерял пятнадцать человек, и сейчас поселенцы были настороже.) Репортаж об этой встрече под Кандагаром я закончил тогда словами: «Кто знает, где увижу я в следующий раз своего знакомого — белуджского мальчишку Насира? За штурвалом трактора? В институтской аудитории?»

Любопытно, что кто-то из моих коллег в «Известиях», готовя тот материал к печати, штурвал трактора оставил, а институтскую аудиторию вычеркнул. Мол, не слишком ли оптимистично? И мой нынешний рассказ о племени Якуб-хана, где я побывал спустя три года, станет в некотором роде отместкой за редакторское вмешательство — читатель это чуть позднее увидит.

Снова обхожу знакомое становище. Время и труд внесли в жизнь племени немало перемен. Исчезли палатки и кочевые кибитки. Их заменили домики, которыми обзавелись все, без исключения, семьи. Неприхотливые, глинобитные, но со своим добротным колодцем в каждом дворе, с очагом, сложенным на годы. Почти везде рядом с ними можно увидеть еще одну важную деталь белуджского быта — ковроткацкий станок. Женщины вносят заметную долю в семейный бюджет. У мужчин своя забота — овцы, которых стало заметно больше. Кормов на этих пустынных землях немного, за день надо пройти со стадами десятки километров.

Пастушествуют по очереди. Большая часть мужчин несет службу в отряде самозащиты, который охраняет от душманов не только поселок и пастбища, но и прилегающий к ним участок магистральной дороги Кандагар — Кабул. Около двухсот белуджских воинов стали малишами, добровольцами-пограничниками, и, сформировав несколько застав и постов, стерегут афганскую границу.

— Республика встретила нас по-матерински, — говорит Якуб-хан, — и мы хотим полностью разделить ее заботы. Наши бойцы участвуют в *боевых операциях по расчистке окрестных кишлаков от бандитов. Не было случая, чтобы контрреволюционеры осмелились напасть на колонны с государственным грузом в пределах доверенного нам участка дороги.

…Он совсем не изменился — по-прежнему ни одного седого волоса в аккуратно подстриженной бороде, тот же внимательный, мудрый взгляд глубоко запавших глаз и даже тот же поношенный пиджак поверх длинной, почти до колен, национальной рубахи. Чай мы пьем на этот раз в специальном «доме приемов». Это такая же глинобитная хижина, как и все остальные в поселке, только пол застелен белуджским ковром, для гостей поставлены также затянутые коврами диван и два кресла. На низеньком столике перед нами русский самовар, чайники с заваркой. На стенах портрет Маркса, рядом семейные снимки. Чаще всего среди них повторяются фотографии старшего сына Якуб-хана — Ахмана Наваза. У вождя шесть сыновей и шесть дочерей, но продолжателем династии считается старший сын, потому ему такой почет.

Сейчас Ахман Наваз и двое его братьев учатся в Советском Союзе. Старший в Ленинграде, он будет инженером. Двое других в институтах Донецка и Ростова. Всего Якуб-хан направил на ученье в нашу страну 86 детей из своего племени, кого на пять, кого на десять лет. В начальные и средние школы, ПТУ, техникумы, вузы… Помните его слова о том, что белуджи должны иметь своих специалистов?

Все остальные дети школьного возраста учатся здесь, в поселке, мальчики в одну смену, девочки в другую. Я внимательно осмотрел школьное здание, закладка которого началась при мне. Оно, как и все здешние белуджские постройки, предельно просто и скромно. Глиняныё прямоугольнички-классы без окон — вместо них проломы во внешних стенах, без классных досок и парт — ученики сидят прямо на полу (правда, такое можно встретить и в Кабуле). Только у учителя крошечный шаткий столик и маленькая скамья. Во всей округе нет леса, поэтому строго берегут каждую доску.

Зато классных комнат — 14, ровно столько, сколько нужно для здешнего «всеобуча». Учителя ежедневно приезжают из Кандагара, об этом позаботились в провинциальном отделе просвещения.

Якуб-хан особенно гордится своей школой, называет ее лицеем. Что ж, школа и впрямь рассчитана на двенадцатилетний цикл образования, хотя оно пока в начале пути. Лишь единицы учатся сегодня в шестом-седьмом классе — это те, кто занимался по ускоренной программе и за один год заканчивал два, а то и три класса. Среди них я и отыскал своего знакомца Насира. Хотя он стал старше, вид у него куда менее грозный. Куда-то исчезла медная серьга, за плечом уже нет винтовки, черты отмытого до румянца лица стали мягче, нежнее. Маленький мужчина обрел наконец детство.

Он сам заговорил со мной, причем по-русски. Выяснилось, что русским языком довольно сносно владеют многие мальчишки постарше. Неподалеку находится подразделение советского ограниченного контингента, и ребята постоянно общаются с нашими солдатами и офицерами, «нарабатывая» словарь и грамматику. А Насир со своим дружком Мия-ханом даже выучился читать и берет книжки в гарнизонной библиотеке.

Как выяснилось, белуджи вообще в большой дружбе с советскими воинами. Якуб-хан и командир подразделения Иван Зубко часто встречаются, обсуждают возникшие проблемы. Иван Васильевич то и дело «меняет профессию» и выступает в роли доброго и последовательного опекуна белуджей. Помогает зерном, мукой, делится дизельным топливом, по праздникам привозит гостинцы детям. В поселке пропагандисты подразделения нередко выступают с лекциями, бывают и концерты. Только что механики части отремонтировали пикапчик Якуб-хана. Он ведь не только вождь, но и единственный водитель племени. На базар ли, в больницу ли — возит людей он…