Александр Горбачев - Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях. 1991–2021 [litres]

В общем, когда меня пригласили в «Елки» и предложили сыграть камео, еще и со своей песней, я, естественно, сразу сказала: «Я не хочу, мне это не нужно, это вообще не мое». Но меня уговорили прочитать сценарий. Плюс к тому это был Тимур Бекмамбетов – человек, зарекомендовавший себя в кино. То есть я понимала, что гарантия качества есть. В общем, в итоге они нас додавили. Нам удалось найти компромисс – и из совсем легкомысленной героини, которую изначально рисовали в сценарии, мы пришли к той героине, которая в итоге получилась.

Снимали фильм в июле [2010 года], когда была тотальная жара – с дымом [от лесных пожаров] и так далее. Я сидела в шубе в павильоне, в машине – с искусственным снегом и с выключенным кондиционером. Сидела и думала: «Елки-палки, куда я попала? Какие “Елки”?! Зачем?». Но в итоге я увидела, как моя история вписывается в общую картину, – и поняла, что и я, и моя песня там на своем месте.

Меня иногда удивляет, как люди смотрят на меня со стороны. Им непривычно иногда видеть у меня, например, грустные глаза или фото, где я не улыбаюсь. В инстаграме могут написать: «Почему ты не улыбаешься? Что-то случилось?» Но я не улыбаюсь 24 на 7. Я много работаю и экономлю энергию, поэтому для меня каждый раз надевать маски и потом снимать – это дополнительная ее трата. Так что я решила от всего этого отойти: просто быть собой. Мне так легче, проще – и это, в свою очередь, сразу же нашло отклик в людях. И на самом деле песни, которые пишет Константин, все равно являются моим музыкальным портретом. Он шьет мой музыкальный костюм – и благодаря ему людям легче понять меня настоящую.

Второе постсоветское поколение зашло с козырей. Отец Нюши Владимир Шурочкин когда-то имел отношение к «Ласковому маю», и его дочь Нюша, выступавшая на сцене с 11 лет, была его как бы продюсерским проектом – но не в диктаторском духе 1990-х (хотя бы потому, что писала песни сама). Пройдя через традиционные для эпохи горнила телешоу (на «Фабрику звезд» девушку в какой-то момент не взяли по возрастному цензу, после чего она в 17 лет выиграла в похожей передаче на другом канале «СТС зажигает суперзвезду»), Нюша как отдельная единица предъявила доказательства своей самостоятельности сразу: «Больно» обогащал мейнстримовый R’n’B ломаным битом и точными паузами; «Выбирать чудо» ставил тогдашний британский электронный звук на службу оптимистическому молодежному шлягеру. Встроившись в привычный поп-истеблишмент, певица продолжила прививать ему актуальный звук – революции Нюша, конечно, не совершила, но общему облагораживанию молодой эстрады способствовала.

Владимир Шурочкин

продюсер, отец певицы

Нюша в 11 лет вышла на профессиональную сцену с группой «Гризли». Она гастролировала, в Германию ездила. Те, кто считают, что у Нюши был быстрый взлет, ошибаются: она вкалывала, и в 17 лет у нее уже был опыт серьезной артистки. Многие мои коллеги в начале пути говорили мне: «Вов, это плохо, что ты отец, потому что ты смотришь на нее по-отцовски, и это может мешать». Я в себе вырабатывал абстрагированный взгляд и, наверное, к ней относился критичнее всех. Но потом я понял, что в этой девочке есть целый набор уникальных качеств: ее бог наделил талантами, и похоронить их или направить в другую сторону – это грех. В конце концов, как ребенок себя проявляет, это его право. Я ее специально никуда не двигал – ей всегда это нравилось: она с детства пела в тюбик [зубной пасты], как в микрофон.

Я хотел отдать Нюшу в музыкальное училище. Мы пришли, и какая-то женщина устроила ей прослушивание, а затем сказала, что все, что мне казалось достоинствами, – все эти нюансы, манерки, изюминки – нужно исправить. Сейчас школа поменялась – педагоги стараются вытащить индивидуальность, – а тогда пытались стандартизировать. Они выпускали профессиональных певцов, у которых отсутствовало лицо. Когда я ту женщину выслушал, сказал Нюше: «Дочка, пойдем отсюда – нам тут делать нечего». Хотя потом занимались с педагогами, конечно, – просто с другим подходом. Певцу нужна определенная база: знание, как пользоваться дыханием, и так далее. А манера, мелизматика и все, что поверх, – это его личное дело, нужно оставить это артисту. Мы видим огромное количество девочек, которые поют профессионально, но таких можно найти в любом караоке. И они все одинаковые, без изюминок.

«Ласковый май» и Нюша – это две моих разных жизни. В «Ласковом мае» я был случайным человеком, как будто с другой планеты. «Ласковый май» – это ребята, которые к музыке не имеют по большому счету никакого отношения. Сережа Кузнецов, который писал песни, работал киномехаником в детском доме – и он был самым музыкальным из них. Шатунов – реально талантливый парень. Он в подростковом возрасте играл на гитаре – пусть блатные песни, но он пел их чисто, в нем была эта народная жилка. А все остальные – это просто ребята из детдома, которых взяли и поставили на сцену, потому что надо было эту историю добить другими сиротами.

Меня пригласили в качестве автора, когда [продюсер «Ласкового мая» Андрей] Разин расстался с Кузнецовым со скандалом. Я был противником такой музыки – я играл арт-рок, – но попытался приблизиться к этому. У меня, естественно, не получилось сделать, как у Кузнецова. То есть мое творчество оценили – но это был не тот «Ласковый май», что раньше. Я в чем-то пытался подделаться, голос делал буратинистым – но гармонии и прочие музыкальные штуки для того времени были очень крутыми. Поэтому я из другой оперы.

После «Ласкового мая» я многое переосмыслил: перестал быть музыкантом-максималистом, который делил музыку на крутую и фуфло. Я пришел к тому, что любая музыка может быть достойной, если в ней есть зерно. Надо научиться открываться шире, чтобы воспринимать разную музыку. Чем шире человек открывает сознание, тем больше он дает себе возможностей кайфануть. Когда нравится одно, а все остальное раздражает, – это противоестественно. Человек изначально, по божьей задумке, должен принимать весь мир как благо, и ему должно быть во всем хорошо.

На первом этапе я хотел Нюшу отдать другим продюсерам, потому что у меня не было подобного опыта. Но пообщавшись с людьми, которым я хотел ее отдать, я понял, что они бы ее исковеркали. С тем же Фадеевым мы общались – он человек жесткий, у него свой взгляд. Со Славой Семендуевым, который бывший муж [певицы] Жасмин, вели переговоры. Когда я слышал его рассуждения о том, что он хочет из Нюши сделать, я ужасался. То же самое с Олегом Некрасовым – продюсером «Непары» и «Градусов». На определенном этапе мы с [моей женой] Оксаной поняли, что нам придется самим пытаться это делать. Ну и как-то вот мы с божьей помощью – тык-тык-тык… Было непросто, конечно. Мы же в индустрии на тот момент не были своими – потому что я до этого занимался совершенно другими вещами, другим бизнесом. Было тяжело и финансово: чтобы начать, мы продали квартиру.