Александр Горбачев - Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях. 1991–2021 [litres]

На мой взгляд, клип «Мама Люба» получился. Тогда у меня были разные мысли: конечно, если я сама была бы себе продюсером в то время, такое видео не выпустила бы. Но у группы «Серебро» был определенный образ – и этот клип всецело был в рамках этого образа: скандальный, на грани. И песня, и клип принесли нам большой успех. Все-таки, видимо, продюсеры знали, что делали, и четко понимали, куда ведут свою линию.

Успех песни на зарубежном рынке вы предугадывали? Почему вообще записали англоязычный вариант?

Нам говорили так: «Вам не надо думать, мы за вас подумаем и решим». Почему мы записали его? Нам сказали, мы и записали. Какой фидбек был и прочее – лично на себе я никак не почувствовала. Денег мне от этого платить больше не стали: сводила концы с концами, снимая однокомнатную квартиру. Вот так международный успех сказался на мне.

А про европейские туры что помните?

Концертный гастрольный тур я помню только по Италии, в остальном это были промовыезды. Очень горячая итальянская публика – максимально заряженные, счастливые и яркие. Клубы разной величины. Физически из-за плотности концертов и бытовых условий было сложно, а эмоционально – очень круто. Обожаю эту страну.

А азиатская история? Фадеев говорил, что планировал для «Серебра» захват азиатского рынка. Какие шаги в этой связи предпринимались?

Главный шаг, который был предпринят, – рассказывать про это в интервью. Да, мы прилетали в Японию для промо, но на этом, пожалуй, и все. Зато я сама влюбилась в Азию.

Вы сейчас сами переслушиваете «Серебро»?

Всегда, когда слышу по радио, с огромным удовольствием и теплом слушаю любой из старых треков. По-моему, они шикарные! Вряд ли я их включу в свой плейлист специально, но я с большим трепетом и любовью отношусь к ним. Вообще, это была классная группа.

К началу 2010-х российская поп-музыка превратилась в объект ностальгии – ее прошлое было прекрасно именно потому, что настоящее было отнюдь не великолепно: на поле, выжженном форматами и творческой инерцией, только иногда пробивались какие-то многообещающие ростки – да и те зачастую в итоге встраивались в общую систему. И тут появился Иван Дорн. Как часто бывает в таких случаях, эта история началась с бунта: участник вполне традиционного украинского продюсерского проекта «Пара нормальных», Дорн взбрыкнул и решил, что хочет чего-то поинтереснее. «Стыцамэн» был не первой его песней, появившейся на радарах: одна за одной, в эфиры и интернет проникали «Бигуди», «Северное сияние», «Тем более», «Так сильно» – и во всех звучали новое время, космополитичный грув, живое удовольствие от процесса; подход к поп-песне не как к просчитанной системе, а как к открытой к мыслям, чувствам и звукам форме. «Стыцамэн» не был первым – но четче всего артикулировал ощущение от музыки Дорна: это был именно что праздничный бит, который именно что как надо играет; песни, которые одинаково удачно звучали со сцены и на Пикнике «Афиши», и на фестивале «Европы Плюс». Ну и да – не надо стесняться, потому что для стыда уже нет повода.

За отсутствием других кандидатур Дорна быстро и единодушно провозгласили поп-мессией – человеком, который сделает русскоязычную поп-музыку если не снова великой, то снова модной. Надо сказать, что певец сумел пронести этот крест – и покорив систему, довольно быстро стал ее ломать. Устроил на Премии «Муз-ТВ» перформанс с бейслайн-хаусом «Невоспитанный», в котором даже не было припева; сочинял песни-сценарии вроде «Номера 23»; пробовал себя во всех жанрах; читал рэп в сериале «Чики»; в каждой концертной программе менял состав и аранжировки привычных песен; ездил в Америку и в Африку – но не чтобы их завоевать, а просто потому, что интересно. И все это сходило ему с рук: то, что Дорн остался своим и для России, и для Украины даже после того, как две страны с оружием в руках поделили практически все остальное – еще одна надежда на то, что музыка все-таки сильнее войны.

Иван Дорн

певец, автор песни

Мне кажется, что Иван Дорн – это такой нулевой пациент современной русскоязычной поп-музыки.

Класс. Это в том смысле, как в современном русском роке Земфира была нулевым пациентом?

Пожалуй. И Лагутенко.

Супер. Мне нравится такой хэштег.

И начался этот нулевой пациент с песни «Стыцамэн». На которую вы, кажется, поначалу даже ставки не делали – а видели первым хитом «Так сильно».

Не совсем так. «Стыцамэн» был – и мы даже сняли клип. Но клип был до того ужасный, что я его никуда не выставил. Ну, тупой был клип, не манил ничем. Я разочаровался в нем, но и песня сама собой как-то отодвинулась. Клип этот мы, кстати, выложили пару лет назад – назвали «найденной версией». Его догнала современная конъюнктура – там такой трешняк смешной. Но тогда, в самом начале, в моде было что-то стильное, серьезно поданное. Поэтому «Стыцамэна» мы отложили и решили делать «Так сильно»: сняли клип в Турции на него с братьями Мисюра.

Им понравилось, мне понравилось. Они говорят: «Слушай, у тебя какие еще песни есть? Дай послушать». Послушали – и Дима [Мисюра] выбрал «Стыцамэна» и предложил снять клип бесплатно, без гонорара. Я сказал – давайте попробуем, конечно. И вот тогда получился этот клип с костюмами и значками советскими. То есть Дима своим выбором предопределил ход событий.

А сама песня как возникла?

Мы сидели в квартире Ромы [Бестселлера] на Вербицкого, 21 [в Киеве]. Причем он снимал ее с рэпером Лионом – помогал ему делать материал. И мы, конечно, очень сильно мешали ему спать. В тот момент, когда мы начали писать «Стыцамэна», во мне назрел этот органный бас – после Nightcrawlers, которых я слушал еще в детстве, в школе. Я всегда пытался что-то такое внести в свою музыку – но все как-то не получалось. А с Ромой и Пахой [Pahatam, диджеем и музыкантом, который много записывался и выступал с Дорном] – получилось. Причем Рома в какой-то момент, когда мы собирали песню, говорит: «Так, ребята, я пойду посплю пока – давайте вы сами пособираете». Он вообще как-то поровнее дышал к «Стыцамэну», чем мы с Пахой.

То есть я шел вот от этого басового звука, дальше Рома нам помог накидать биточек, мы расставили с Пахой по форме – и потом Рома с утра доделал всякие финтифлюшечки. Но на тот момент песня существовала на тарабарском языке. И существовала она так, пока мы не поехали в Севастополь на один из наших первых открытых концертов в Украине – в клуб «Цеппелин». Причем люди туда пришли, конечно, скорее просто в клуб потусоваться, чем на мой концерт, человек сто. Это было, конечно, смешно. «Стыцамэн» тогда не зашел – как и вся программа.