Александр Горбачев - Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях. 1991–2021 [litres]

Так должно быть – закон времени. Здесь же очень легко превратиться в Юрия Лозу [168] – отрицать все, говорить, что накрутки, подтасовки, обман, ложь. Ну, у меня дочка слушает эту однообразную музыку.

Там в этом и суть. Песня и звук есть, а кто поет – неважно.

Я думаю, что и в русском роке периода «Нашего радио» и Козырева такое было тоже. Проходят разные тенденции. Сначала был спортивный, нац-рэп – 25/17, «Грот». Потом был бум целый гопнический, где мы акционировали – Ноггано, Сява, Витя АК-47. Я вот смотрел старые пародии [комика Эльдара] Джарахова на нас – как же они не догоняли, чем мы занимаемся! Получилась такая сложная ирония, которую те, кто позиционируют себя как трансляторы иронии, на самом деле не съели – и приняли как страшную вещь для себя. Потом Оксимирон появился – интеллектуальный рэп, транслирующий серьезные вещи. Потом еще что-то. Ну, потом кальян-рэп и нью-скул – Face и Big Baby Tape. Если бы Витя АК-47 начал бы сейчас зачитывать свои текста, это был бы космос: по сравнению с тем, что сейчас мамбл-рэперы зачитывают, Витя просто убийца. Там панч в каждой строке: ему должны приходить, пипку целовать, приносить ему кэш и говорить благодарности. «Триагрутрика» тоже – просто Cypress Hill наших дней.

Мне кажется, кальян-рэп – это внебрачный сын хаус-рэпа и Miyagi с Эндшпилем.

100 % – они при этом пиздец крутые! Во-первых, были первыми. Во-вторых, да, может быть, не до конца понятно, о чем они поют, но у них свой вайб, свой смысл. Я помню, дочке моей было семь лет, они только появились. Я их поставил в машине – она слушает и говорит: «А они понимают, что они бред поют? Просто бум бара-бара-бум».

«Сансара» – это какой-то важный творческий пункт, ваша «Knockin’ On Heaven’s Door». Одновременно поп-песня, рок-песня и рэп-песня. Как она возникла?

Как пошутила Полина Гагарина, «настоящую историю написания песни никогда никому не рассказывают». Но я расскажу. Я написал ее, сидя на этом диване [в студии в Gazgolder]. У нас шел процесс мастеринга альбома Ноггано «Лакшери», «выгонялись» 37 песен. Я просто взял гитару и написал – у меня есть в диктофоне до сих пор записи, как она продвигалась. За два часа я написал припев.

Просто пришла?

Да хрен знает. Я честно могу сказать: я очень спокойно к этой песне отношусь. Мне нравится, как она эмоционально меня трогает. Я еще наслушался всяких добрых комментариев: «Вот такую песню написал, можно больше ничего не писать». Ну как это? Мне так говорили и после «Моей игры» в 1998-м, и я какое-то время пытался написать что-то, как «Моя игра»… Хорошая песня, правда – но я не думал, что она такой эффект произведет. Первая Арбенина мне сказала. Она приехала к нам записать свою партию, говорит: «Просто разрыв».

А как вам пришла в голову идея собрать таких полярных артистов?

Это и есть голоса – что мы все разные. Я сразу понял, что это нужно сделать – нужно было взять всех с разных полюсов. Ант, Скрип, Сансей. Во-первых, все из разных государств: мне хотелось, чтобы был Сансей, потому что с Украины; приподняться над этим. Кстати, потом было круто, когда Зеленский спел «Сансару» в «Квартале-95» [169]прямо перед своими выборами. Еще смешная была переделка «Свиноворот свиней» в [украинской] «Лиге смеха» – просто гениальнейшая, мне мама скинула. Так вот: «Сансара» вышла за семь дней до «Олимпийского» – и такой поднялся шум. А на сцену я ее с дочкой вышел петь, мы это как номер хотели сделать. И когда весь зал начал ее петь… Это была самая быстрая, результативная моя песня; в смысле она вышла – и ее пели все сразу. Но я же выпускаю только те песни, которые мне нравятся! Поэтому я про каждую думаю: «Вот это супер». А мои ровесники, бывает, подходят и говорят: «Все песни твои слабенькие, а вот “Сансара” – супер». Я после этого как будто просто облитый кипятком. Но как моя мама сказала, «если ты написал хотя бы одну песню, которая изменила чью-то жизнь, ты сделал правильную вещь».

А изменила? Вам рассказывали про это?

Да-да, про многие песни так, правда. «Сансара» помогала людям в какие-то минуты отчаяния, одиночества бесконечного. Одна девчонка рассказывала, что у нее умер отец, и она хотела покончить жизнь самоубийством. И эта песня… Она ее слушала и поняла, что она есть продолжение своего отца, что он на самом деле в ней. Там было письмо: я его читал, у меня шевелилось все на голове. Мне присылают часто бумажные письма люди.

Все читаете?

Стараюсь – бегло хотя бы.

Что пишут?

Истории, благодарности, просьбы о помощи. Песни свои присылают. (Показывает почту, одно из них – приглашение на свадьбу; на другом обратный адрес – адрес колонии.) Из тюрьмы вот письма. Можешь открыть, посмотреть.

Как-то неловко – вам прислали.

Я считаю, что это общественное достояние. (Читает) «Всем, кто рядом с вами, добрые слова пожелания, всех благ и от Бога. Буду сразу к сути. Мое имя Эрик. Я вам отправил письмо и вот сразу решил написать. Может, мое первое письмо не дошло. Я нахожусь в лагере особого режима. Увлекаюсь стихами на разную тематику. В основном тема моих произведений “Добро и зло”. Любовь, романтика и лирика. И так как у меня нет возможности реализовать мои стихи в песни…» Ну, короче, он присылает эти тексты нам. (Продолжает читать) «…И как мне сказал один строгий катала: / “В приоритете всегда остается строгий рамс. / И вся наша жизнь, как карточный пасьянс, / состоящий из разных слоев”…» Писем тысячи. Жена собирает их все – это как память.

Вы сейчас более или менее везде. И на Первом канале появляетесь, на эстрадных «солянках» выступаете, и в интернете…

В «солянках» я выступал всего пару раз на премиях, которые в итоге получал. Я тебе скажу, что сейчас самая большая «солянка» – это YouTube. Телевизор – это плейлист программ, продюсируемый контент; YouTube – то же самое. Лукавство, когда ютьюберы говорят: «Мы свободны». Если тебя начинает травить и уничтожать на YouTube группка долбоебов, ты получаешь такой же имиджевый урон, как когда тебя травят по телеку. Только интернет – это еще агрессивнее и беспощаднее; это и круто. Не стоит вообще отделять систему телевидения и YouTube: и там, и там магнаты, суперзвезды, пропаганда. И нигде какой-то монолитной, настоящей правды – тысячи взглядов на все. Но это тоже классно.

К вопросу о правде и пропаганде. Ваш статус не мешает вам высказываться в поддержку Хаски, [170] Павла Устинова и так далее.

Нет конечно. Не мешает – и по-другому я не могу.

Не боитесь каких-то реакций, давления?

Во-первых, я стараюсь делать это внимательно. Мы сейчас занимаемся поддержкой наших земляков и изучаем уголовное дело в отношении ростовских двух ребят. Там очень много неправильных вещей – но есть очень тонкие моменты, в которые обязательно нужно углубиться. Просто высказаться, сказать: «Свободу тому-то, тому-то», – для меня это слишком просто и легко. Я никогда не переживал за свою персону, спокойно к себе отношусь. Никто мне не говорил: «Ты сядешь, мы заберем у тебя все». Есть некоторая демонизация силовиков, ФСБ. У меня есть друг детства – сейчас милиционер. Другой мой друг детства сидел в тюрьме, еще один мой друг работает в ФСБ, еще один друг – музыкант. У меня много друзей. Я никогда не смотрел на статус: мне всегда было интересно, что в человеке хорошего; что он может сделать, чтобы измениться к лучшему. Я уверен, что большинство людей в любых группах, любых ведомствах, любых церквях хотят оставить о себе хорошие отзывы и воспоминания. Нужно просто помочь человеку быть хорошим. Юра Дудь высказывался про музыкантов, которые молчат, засунув языки в жопу… Ну это очень наивная манипуляция. Он знает, как мне свою позицию озвучивать и говорить о таких вещах? Бояться… Я из русского рэпа, мне нечего бояться.