Айн Рэнд - Голос разума. Философия объективизма. Эссе

Признание достижений одного индивида другими не символизирует «этничность»: оно символизирует культурное разделение труда на свободном рынке; оно символизирует сознательный, индивидуальный выбор всех вовлеченных людей. Достижения могут быть научными, технологическими, индустриальными, интеллектуальными или эстетическими, и сумма признанных достижений составляет культуру свободной, цивилизованной нации. Традиция здесь совершенно ни при чем: она постоянно ставится под сомнение и игнорируется в свободном, цивилизованном обществе; его члены принимают идеи и блага, потому что они истинны и/или хороши, а не потому что они стары или потому что их принимали предки. В таком обществе меняются детали, но есть то, что остается навсегда: философские принципы, отвечающие реальности, то есть истинные.

Слова «старый» или «родовой» выступают стандартами традиции , которая превосходит реальность, то есть стандартами значения для тех, кто принимает и практикует «этничность». Культура в понимании современных социологов – это не совокупность достижений, а «способов жизни, передаваемых из поколения в поколение». Это означает: конкретные, своеобразные способы жизни. Можете ли вы, истинные дети Соединенных Штатов Америки, представить абсолютный ужас способа жизни, не меняющегося поколениями? Именно такой подход отстаивают защитники этничности.

Разве такой способ жизни совместим с реальностью? Нет. Совместим он с независимостью и индивидуальностью? Нет. Совместим с прогрессом? Очевидно, что нет. Совместим с капитализмом? Вы шутите? О каком веке мы говорим? Мы имеем дело с явлением, восходящим к доисторическим временам.

Атавизмы и отголоски тех эпох всегда существовали на задворках цивилизованных стран, особенно в Европе, среди пожилых, измученных, кротких и преждевременно сдавшихся. Такие люди – носители этничности. «Способ жизни», который они передают из поколения в поколение, состоит из: народных песен, танцев, особых кулинарных рецептов, традиционных костюмов и фестивалей народного искусства. Хотя профессиональные этнические группы отстаивают (и отстаивали) различия между своими песнями и песнями соседей, между ними нет существенных отличий: все народное искусство по большей части одинаково и мучительно скучно́, и, если вы видели одну группу людей, хлопающих в ладоши и подпрыгивающих, вы видели остальные.

Теперь заметьте природу этих традиционных этнических «достижений»: все они принадлежат к перцептивному уровню человеческого сознания . Все они – способ взаимодействия или манипулирования с элементами реальности, существующими здесь и сейчас и воспринимаемыми напрямую. Все они – проявления доконцептуальной стадии человеческого развития.

Процитирую одно из своих эссе: «Ограниченное моментом, антиконцептуальное мышление может иметь дело только с людьми, которые ограничены теми же рамками, тем же типом “конечного” мира. Для такого мышления это означает мир, где никто не имеет дело с абстрактными идеями, которые заменяются заученными правилами поведения, принимаемыми безоценочно, как данность. “Конечность” мира здесь означает не протяженность, а степень мысленных усилий, требуемых от его обитателей. Говоря “конечный”, они имеют в виду “воспринимаемый”». (Эссе называется «Недостающее звено» [43] Рэнд А. Философия: Кому она нужна? – М.: Альпина Паблишер, 2021. , где рассматриваются психоэпистемологические корни современного трайбализма.)

В том же эссе я писала: «теория “прогрессивного” образования Джона Дьюи (которая господствует в школах уже почти 50 лет) установила метод ослабления познавательной способности детей и замены познания на “социальную адаптацию”. Это было и есть систематическое усилие производить больше и больше племенного мышления».

Проявление перцептивного уровня племенного мышления можно увидеть в отношении трайбалистов к языку .

Язык – концептуальный инструмент, система визуально-слуховых символов, обозначающих понятия. Для человека, понимающего, как работает язык, нет различия в выбранных звуках наименования предметов, если эти звуки относятся к ясно очерченным аспектам реальности. Но для трайбалиста язык – мистическое наследие, ряд звуков, переданных его предками, заученных, – но непонятых. Для него важна перцептивная конкретика, звучание слова, а не его значение. Он бы убил и умер за право напечатать на почтовых марках слово «postage» для англоговорящих и слово «postes» для франкофонов своей двуязычной Канады. Поскольку большинство этнических языков не полноценные языки, а лишь диалекты или местные искажения государственного языка, то различия, за которые ведут борьбу трайбалисты, отнюдь не велики.

Конечно, они сражаются не за свой язык: они защищают свой уровень восприятия, свою умственную пассивность, подчинение племени и свое желание игнорировать существование «посторонних».

Изучение другого языка расширяет способность человека к абстрагированию и предвидению. Лично я владею четырьмя языками, или, скорее, тремя с половиной: английским, французским, русским и наполовину немецким, на котором читаю, но не говорю. Я увидела полезность знания языков, когда начала писать: они расширили мой диапазон и выбор понятий, показали четыре разных стиля выразительности, заставили усвоить природу языка как такового, в отрыве от деталей.

(Говоря о деталях, я бы отметила, что каждый язык цивилизованных стран обладает неподражаемой силой и красотой, но мой любимый – английский, который «мой» по выбору, а не с рождения. Английский – самый понятный, точный, экономичный и потому самый могущественный язык. Он подходит мне больше всего, но я смогла бы выразить себя на любом западном языке.)

Трайбалисты заявляют, что их язык защищает их «этническую идентичность». Однако такого явления нет. Подчинение расистской традиции не может составлять идентичность человека. Так же как расизм дает человеку псевдочувство собственного достоинства, так как тот не обрел себе подлинного, истеричная верность своему диалекту выполняет ту же функцию: она дает возможность претендовать на «коллективное чувство человеческого достоинства», иллюзию безопасности для смущенного, напуганного, неустойчивого состояния инертного мышления трайбалистов.

Провозглашенное желание трайбалистов сохранить свой язык и/или народную литературу выступает прикрытием. В свободном и даже полусвободном государстве никому не запрещается говорить на выбранном языке с теми, кто хочет на нем говорить. Но нельзя навязывать его остальным. В стране должен быть один официальный язык, если граждане хотят понимать друг друга, и нет принципиальной разницы в том, какой это язык, поскольку люди живут смыслом , а не звучанием слов. Совершенно справедливо, что официальный государственный язык должен быть языком большинства. В свою очередь выживание литературы не зависит от политического давления.