Эми Оделл - О дивный модный мир. Инсайдерские истории экс-редактора Cosmo о дизайнерах, фэшн-показах и звездных вечеринках

После визита в Saks я еще раз разговаривала с Рэйчел по телефону, пока шофер вез ее домой. Она снова была восхитительна – несмотря на то, что я, по собственным ощущениям, была ужасно надоедлива.

Такова работа журналиста: мучить, преследовать и снова мучить, пока не получишь то, что тебе нужно.

В итоге я написала позитивную статью о Рэйчел и ее линейке одежды. В конце концов, у меня не было ни желания, ни доказательств, чтобы поддерживать сплетни в интернете. И никто не говорил, что она – плагиатор, а ее линия – халтура, ибо искусственный мех напоминает веник. Она и ее линейка одежды понравились всем, все считали ее великолепной. Я не забыла о том, как в самом начале Кэрри предупредила, чтобы я не писала язвительной заказухи о Рэйчел. Да и после общения с человеком, который был любезен, довольно сложно написать о нем плохо. Другое дело, если бы тогда , в магазине Saks на Пятой авеню, она швырнула мне в лицо салат из тунца.

После выхода статьи и незадолго до начала Недели моды меня предупредили, что на моем рабочем столе само собой появилось дерево. С учетом того, что я погубила кактус, это было довольно волнующе. Придя на работу, я увидела орхидею в половину моего роста. Где-то между целлофановой оберткой и огромными белыми цветками болталась визитная карточка с подписью: «Спасибо за добрые слова! – Рэйчел».

Я до сих пор храню ее, потому что Рэйчел останется для меня самой влиятельной из стилистов и дизайнеров. Орхидея, к сожалению, давно завяла, но визитная карточка – то, что я смогу показать своим детям, если Рэйчел станет новым Карлом Лагерфельдом.

– Ну как? – спросил Ричард Гир, жестом показывая на гребешки в моей тарелке.

– Ничего особенного, – ответила я, задумавшись о том, следовало ли соврать.

– Попробуйте один из этих, – сказал он, перекидывая пару равиоли на мою тарелочку для хлеба. Он либо был великодушен и действительно считал, что равиоли хороши, и пытался меня подбодрить, видя, как я нервничаю, либо сидел на низкокалорийной диете.

Разрезав равиоли пополам, я откусила кусочек.

– Мне нравится, – заверил Гир. На вкус равиоли напоминали тыквенный пирог.

– Мне тоже, – сказала я. ( Пришло время соврать.)

С другой стороны от меня за круглым столом сидел киножурналист, жаждавший поговорить о Бобе Дилане – герое фильма, ради продвижения которого Ричард Гир ел равиоли. Я была так же способна обсуждать Боба Дилана, как готовый десерт «Джелло» – самую отвратительную съедобную субстанцию на земле. Я, как светский репортер, освещала ужин для New York Magazine и была самой молодой за этим столом (а также единственной женщиной). Я очень нервничала и чувствовала себя вне зоны комфорта, поэтому не могла поддержать разговор.

У меня было такое ощущение, будто я ужинаю с группой чьих-то отцов, которые любят поговорить о футболе, послушать классический рок и поесть крылышки.

(Я бы с большим удовольствием посмотрела «Секс в большом городе» , послушала Бритни Спирс и поела бы хумус и мини-морковь.) Пока еще я чувствовала себя не в своей тарелке на модных мероприятиях, поэтому оказаться лицом к лицу с равиоли Ричарда Гира было особенно страшно.

Мне нужно было написать репортаж об ужине и посетить показ фильма о Бобе Дилане « Меня там нет» , в котором снялся Ричард Гир. Чем больше подобных мероприятий я смогла бы достойно осветить, тем выше была вероятность, что меня будут рассматривать как кандидата на штатную работу. Когда редактор отправил меня на ужин, предваряющий кинопоказ, я понятия не имела, что буду сидеть рядом с Ричардом Гиром и режиссером Тоддом Хейнсом. Но дело вот в чем: я смотрю только фильмы продолжительностью не более девяноста минут, романтические комедии (опять-таки девяносто минут или меньше) или фильмы о покорении космоса, но не научную фантастику. Говорить о кино и о музыке 60-х годов прошлого века для меня равносильно просмотру спортивной передачи, если там нет спортсменов в трико. Мой мозг не регистрирует ничего, кроме стекла телевизионного экрана, и я впадаю в состояние невыносимой скуки.

Должна ли я интервьюировать этих людей? – думала я. – Не странно ли брать интервью у тех, кто протягивает руку дружбы, угощая равиоли? Да, это странно. Веди себя естественно. Ешь равиоли.

Пока жевала, я заметила, что разговор переключился на знакомую тему: iPod! Тогда они были в новинку.

– У вас есть iPod? – спросила я Гира.

– Да, – сказал он, – но только для поиска. Я не люблю, когда у меня заткнуты уши. Не люблю наушники, думаю, музыка лучше звучит без наушников. – Позже он вынет из кармана сотовый телефон-раскладушку старой модели.

Пожалуй, стоит включить диктофон и положить его на стол. Я понимала, что не могу вернуться с пустыми руками. Редактор удивился бы, как я могла съесть целую тарелку, сидя рядом с Ричардом Гиром, и вернуться без материала. Включив диктофон, я положила его рядом с тарелкой, где прежде лежали равиоли от Гира.

Как светский репортер, я привыкла брать интервью у знаменитостей в безопасной атмосфере коктейльной вечеринки, когда можно улизнуть к бару и выпить с коллегами после того, как закончишь задавать свои неуклюжие вопросы. Но я не умела ужинать со знаменитостями и слишком умными любителями кино, желающими серьезно говорить об искусстве. На мой взгляд, всем хочется узнать об известных людях что-то такое, что сближает их с обычными людьми, к примеру, носят ли они дырявое нижнее белье и пользуются ли зубной нитью.

Ужин закончился, при этом моя роль оказалась не больше, чем у вазы в середине стола, – и я запаниковала. Просто потеряла час, когда могла бы поговорить с Ричардом Гиром о чем-нибудь смешном, например о его любимом коте, или спросить, отказывался ли он когда-нибудь от молочных продуктов.

Идиотка, черт бы тебя побрал!

Возможно, перед началом показа у меня будет шанс задать несколько вопросов на красной дорожке. Я побежала туда и заняла место за канатом, отделявшим знаменитостей от тех, кто их таковыми делал. Этот рубеж слегка укрепил мою уверенность в себе.

– Я только хотела задать вам несколько вопросов, которые мне пришли на ум во время ужина! – крикнула я Тодду Хейнсу, когда он проходил мимо. – Вы когда-нибудь разговаривали с Диланом?

– Я никогда не разговаривал с Диланом. Мог бы, но предпочел не делать этого, – ответил он. – Мне не нужно, чтобы парень сидел, а я задавал вопросы: «Правда ли, что вы говорили это, и верно ли, что вас интересует рок-н-ролл и больше не интересует фолк?» Понимаете, что я имею в виду? – (Нет.) – В фильме гораздо важнее маска, это скорее миф, а не реальность. И я не хотел ставить его в неловкое положение, понимаете? – (Нет.)