Тамара Рыбакова - Служили Прометею. Премия им. Ф. М. Достоевского

И вот что интересно: столь разные по своей направленности философы проявляли живой интерес к философским идеям Скрябина. Уже в Четвёртой сонате Скрябина появляется астральная тема, тема космоса – и это впервые в русской музыке! Это почувствовали в первую очередь поэты-символисты и философы. Вяч. Иванов, прослушав Четвёртую сонату, сразу постиг её истинный смысл. Он писал о том, что Скрябин подчинил все музыкальные средства одной сверхзадаче «путём сдвига данного искусства в сторону соседнего, откуда приходят в синкретическое создание новые сущности изобразительности» (Иванов Вяч., Собр. соч. Т.3. Брюссель, 1971, стр.164).

Средствами музыки Скрябин выразил философскую мысль о мире как о бесконечном и едином, о Всеединстве, о возможности преодоления пространства и времени. В этой сонате впервые проявился синтез музыки и цветосвета. Об этом композитор сказал в программе сонаты: «В тумане легком и прозрачном, вдали затерянная, но ясная звезда мерцает светом нежным… В радостном взлёте ввысь устремляюсь… В солнце горящее, в пожар сверкающий, ты разгораешься, сияние нежное… В твоих искрящихся волнах утопаю… И пью тебя, – о, море света» (Скрябин А., Собр. соч. для фортепиано, т.2., М.-Л., 1948, стр. 318).

Тональность сонаты воспринимается как цветосвет и видится как яркий синий цвет. Это обстоятельство чрезвычайно важно для понимания философско-музыкальной концепции А. Н. Скрябина: синий цвет – самый мистический, самый трансцедентный, не материальный, символизирующий тайны мироздания, это цвет мудрости, как не раз подчеркивал композитор, цвет духовности. О Третьей симфонии А. Н. Скрябина («Божественной поэме») поэт А. Белый размышлял: «Не разбудит ли она нас к окончательному постижению явлений мира…» (Белый А., «Символизм», М., стр.167).

После «Божественной поэмы» и Четвёртой сонаты (впервые прозвучавших в 1905), но особенно после «Поэмы экстаза» (впервые прозвучавшей в России в 1909), ещё пристальнее стал взгляд философов на музыкальное творчество Скрябина. Его музыкальные произведения с поэтическими текстами и комментариями ожидали с нетерпением. Что нового скажет этот уникальный музыкант-мыслитель? Каждое его новое произведение удивляло. Интерес представляла философия Скрябина, изложенная им в поэтическом тексте «Поэмы экстаза»:

«Жаждой жизни окрылённый,

Увлекается в полёт,

На высоты отрицанья.

………………………

Бейся жизни пульс сильней!

О, мой мир, моя жизнь,

Мой расцвет, мой экстаз!

Ваше каждое мгновенье

Я создаю отрицаньем

Раньше пережитых форм.

Я миг, излучающий вечность,

Я утвержденье,

Я Экстаз,

Дух на вершине бытия»

Но ещё больший интерес вызвала задуманная Скрябиным Мистерия с её идеей о «соборности» искусства и космогоническим сюжетом. «Эта тема была очень важной для Скрябина в его беседах с поэтами и философами. Он особенно бывал взволнованным при этих беседах, то беспокойно вскакивал, буквально взлетал из своего кресла-качалки, если это происходило в его рабочем кабинете, если же это случалось в садике внутреннего двора, то можно было видеть, как он то забегает вперёд, то размахивает руками, как бы пытаясь взлететь, то останавливается в раздумье: «Я ведь один ничего не могу. Надо, чтобы при содействии музыки было бы осуществлено соборное творчество» (Сабанеев Л., «Воспоминания о Скрябине», М., 1925, стр.271).

Чрезвычайно интересны для нас мысли Н. Бердяева о Скрябине, о философии его искусства, которые он неоднократно высказывал в своих статьях, свидетельствующих о глубоком внимании философа к композитору: «Музыкальный гений Скрябина так велик, что в музыке ему удалось извлечь из тёмной глубины небытия звуки, которые старая музыка отметала. Он хотел сотворить Мистерию, в которой синтезировались бы все искусства. Творческая мечта неслыханна по своему дерзновению, и вряд ли в силах был он её осуществить. Но сам он был изумительнейшим явлением творческого пути человечества» (Бердяев Н., «Философия творчества, культуры и искусства», т.2., М., 1994, стр. 401—402).

Из воспоминаний философа Бориса Фохта, общавшегося с композитором в последние годы его жизни: «Он начал с увлечением говорить о философии, как будто не музыка, а именно философия, причем, самая отвлеченная и трудная, и была его главной специальностью. В этот момент я живо почувствовал, с каким великим человеком свела меня судьба. Ни раньше, ни позже я не встречал людей с такой могучей силой мысли, с таким божественным воображением, не говоря уже о его творчестве как музыканта и композитора». (Цит. по: Сб. «А. Н. Скрябин. Человек. Художник. Мыслитель», М., 2005, стр.178, 185).

Пришло время представить читателю несколько имён философов, по тем или иным поводам либо забытыми напрочь, либо упоминаемыми крайне недостаточно, а потому недостойно для этих людей, составляющих философскую основу Серебряного века русской культуры, тесно связанных духовно с Домом Грушки-Скрябина, явившегося их последним оплотом на Родине.

С яркой, глубоко нравственной личностью Серебряного века русской культуы, несправедливо забытой, хочется хотя бы в общих чертах познакомить читателя. Его судьба подобна многим: запрещён, вычеркнут из истории, даже имя изъято. Пора, пора возвращать для нас самих и для будущих поколений историческую правду и добрые имена.

Итак, Василий Васильевич РОЗАНОВ (1856—1919), классик русской литературы, писатель философской направленности, феномен в русской культуре Серебряного века. Обучался в Московском Императорском Университете на историко-филологическом факультете. Имел счастье посещать лекции В. О. Ключевского, которые всегда проходили в полной тишине при многочисленной студенческой аудитории. Да что там студенческой, на его лекции собиралась вся элита, среди которой часто можно было видеть знаменитого профессора В. И. Герье.

Программные статьи В. В. Розанова печатались в популярных изданиях того времени, в журналах «Мир искусства», «Новый путь», «Весы», «Золотое руно».

До революции вышли его книги: «Литературные очерки», «Сумерки просвещения», «Сборник статей по вопросам образования», Сборник статей «Религия и культура», книга «Природа и история. Сборник статей по вопросам науки, истории и философии», книги «Семейный вопрос в России». «Когда начальство ушло», «Тёмный лик», «Люди лунного света. Метафизика христианства», «Опавшие листья» и «Уединённое», «Война 1914 года и русское возрождение». Из всего созданного требовательный к себе автор признавался: «Уединённое» и «Опавшие листья» я считаю самым благородным, что писал» (Николюкин А. Розанов, М., 2001, стр.316—317).