Джон Хемминг - Завоевание империи инков. Проклятие исчезнувшей цивилизации

Эрнандо де Сантильян, чиновник, присланный из Испании в Аудиенсию Лимы, оставил душераздирающий отчет о нищете индейцев. «Даже если их зерно и другие продукты погибли от мороза или высохли и испортились, они вынуждены платить свой оброк полностью. Им не остается ничего из того, что они могут произвести. Они живут в самых бедных и жалких жилищах, в каких только могут жить люди на земле. Пока они здоровы, они полностью заняты только работой для уплаты оброка. Даже когда они заболевают, они не получают отсрочки, и немногие выздоравливают после своей первой болезни, какой бы легкой она ни была, из-за ужасающих условий, в которых они живут. Они спят на земле, „…“ а рацион их питания составляет кукуруза, чили и овощи: они никогда не едят мяса и тому подобного, за исключением рыбы, если они живут на побережье. Единственную обстановку их жилищ составляют кувшины, горшки, веретена, ткацкие станки и другие приспособления для работы. Ночью они спят в одежде, в которой ходят днем. Им редко когда удается одеть своих детей: большинство из них ходят голыми… Они глубоко придавлены своей нищетой и непосильной работой. „…“ И они стали верить, что должны работать на испанцев, пока они, их сыновья и потомки живы, не имея никаких радостей в жизни. От этого они приходят в отчаяние; ведь они просят для себя всего лишь хлеба насущного и не могут получить даже этого… На земле нет народа, работающего столь же усердно, такого непритязательного и благонравного».

К концу восстания под руководством Гонсало Писарро страна пришла в совершеннейший хаос. Не существовало критериев для измерения количества продукции, которую должно было давать каждое поместье или каждый отдельный индеец. Франсиско Писарро роздал своим конкистадорам огромные участки земли, и они выжимали из вверенных им индейцев столько, сколько могли. «При христианах стало действовать одно правило: использовать и эксплуатировать индейцев в зависимости от степени алчности каждого энкомендеро». Все признавали, что первым шагом к смягчению такой ситуации должно стать справедливое налогообложение, основанное на учете количества населения и плодородности каждого земельного участка. В июле 1536 года король уже отдавал приказ Писарро и Вальверде осуществить этот шаг, но этому помешало восстание Манко. Вака де Кастро получил такое же указание в июне 1540 года, но началось восстание Альмагро-младшего. Это повеление еще раз прозвучало в 34-й главе «Новых законов» в 1542 году и в письме от 14 августа 1543 года к вицекоролю Бласко Нуньесу Вела; но тут поднял мятеж Гонсало Писарро. Когда Педро де ла Гаска восстановил контроль над Перу, он провел полную и тщательную ревизию всех энкомьенд: разделил на части самые крупные, отнял земли у мятежников и наградил ими своих сподвижников. Гаска уединился с архиепископом Лимским Херонимо де Лоайсой в тамбо Уайнарима, расположенном на высоком берегу реки Апуримак. Они продолжили выделение земельных наделов, о которых биограф Гаски Хуан Кальвете де Эстрелья хвастливо писал, что они дают в год 1 041 000 песо ренты — почти столько же, сколько стоило золото из выкупа Атауальпы. После сезона дождей в 1549 году Гаска отправил 72 инспекторов, чтобы они попытались определить величину налога, который должны платить индейцы различных репартимьенто (энкомьенд). «Он надеялся, что это станет спасением для индейцев: посредством этой меры страну можно было бы привести к порядку и справедливости, и указы, которые никто не отменял, стали бы выполняться».

Это спасение так и не пришло, так как те, кто проводил такую оценку по приказу Гаски, были, как правило, местными энкомендеро, и их изыскания почти не повредили доходам их друзей. Некоторые энкомьенды, которые Гаска роздал в качестве награды, уцелели, и они явились наглядными свидетельствами угнетения коренного населения. Ежегодный налог, поступавший из провинции Кончукос, отдаленного региона между Кордильера-Бланкой и верхним течением реки Мараньон, включал в себя 2500 песо золота и серебра; 400 фанега (640 бушелей) пшеницы; 800 фанега ячменя; 200 фанега кукурузы и 100 фанега картофеля; 30 лам; 3 арроба (76 фунтов) свечного сала; 30 свиней не моложе полутора лет; 300 голов домашней птицы, половина из которой должны быть куры; 45 силков на куропатку; 1040 яиц — «двадцать из них должны доставляться каждую пятницу»; 25 «грузов» соли; 20 ивовых или ольховых бревен длиной 20-25 футов и 100 агавовых кольев; 25 небольших бочонков, 25 тарелок, 25 деревянных мисок, 6 сёдел и 20 колод для рубки мяса; 120 пар сандалий с завязками вокруг лодыжки; 20 кокосовых пальм для арканов; 10 мешков и 4 полости для прикрытия ног в открытых экипажах и 30 веревок по 30 футов длиной каждая — все это из сизаля (волокон агавы). Весь этот огромный набор продукции индейцы должны были доставлять в городской дом энкомендеро в Уануко, находившийся на расстоянии многих дней пути. Помимо этой продукции, владельцу должны были предоставляться 80 человек для работы пастухами, сельскохозяйственными рабочими и слугами. А что же требовалось от энкомендеро в обмен на этот щедрый дар? Официальное решение на этот счет гласило: «А чтобы ты, энкомендеро, принимал эту дань без тревог или угрызений совести, мы вменяем тебе в обязанность обучать вышеупомянутых индейцев догматам нашей святой католической веры…»

Тревожным аспектом такого налогообложения было требование драгоценных металлов и европейской продукции или перуанских продуктов питания из других климатических зон. «Они требуют золота и серебра от тех, у кого нет золотых рудников, „…“ свиней — от тех, кто не выращивает их, а куры вообще не существуют в этой местности, „…“ кукурузу, пшеницу и ахи [чили] они требуют от тех, у кого нет подходящей земли для их возделывания; древесину и хворост — от тех, на чьей земле этого нет; ткань из хлопка они хотят получить от индейцев, живущих в горах, которые не собирают его, а индейцев-пахарей и слуг — от людей, не привычных к такому труду…» По словам Беги, индейцам приходилось уходить далеко за пределы своих репартимьенто, чтобы найти необходимые товары, а Родриго де Лоайса указывал, как трудно было индейцам добыть достаточное количество драгоценных металлов. Диего де Роблес просто рекомендовал, чтобы «индейцам не приказывали платить подати такой продукцией, которую они не имеют или которую нельзя вырастить на этой земле».

Индейцев заставляли приносить свои подати в городской дом энкомендеро, которому было строго запрещено жить на территории своего репартимьенто. Такая изоляция первоначально имела целью защитить индейцев от жестокого обращения и поселить членов испанских общин вместе для большей безопасности. Но она превратила энкомендеро в жестоких, постоянно отсутствующих хозяев. А перевозка груза зачастую создавала огромные проблемы для коренного населения. Бартоломе де Бега, будучи здравомыслящим человеком, сообщал, что индейцы из Паринакочи вынуждены были покрывать расстояние свыше 200 миль, чтобы доставить свои подати в Куско. «Иногда им приходится переносить 500 фанега (800 бушелей) кукурузы. Пятнадцать тысяч индейцев нужно для ее транспортировки: три индейца на 1 фанега… Они несут на себе все, что требуется, согласно установленному налогу: пшеницу, кукурузу, ткани, слитки серебра и т. д. Все это нагружают на мужчин, а также на женщин, даже на беременных со вздутыми животами и тех, которые только что родили — при этом их младенцы лежат сверху груза… Из-за того, что Перу очень гористая страна, эти люди карабкаются со своим грузом вверх по таким склонам, по которым не смог бы взобраться конь. Они поднимаются по горам со своим грузом все в поту, и это душераздирающее зрелище. У индейцев часто уходит два месяца, чтобы доставить налог своему энкомендеро, включая дорогу туда, обратно и пребывание в испанском городе».