Александр Чумовицкий - Урал православный

Островок смирения

– В Еленинке в здании, отданном под церковь, был раньше магазин, и иерей Мисаил с героем войны Николаем реконструировали его. Расписали стены иконами. Мы с мужем венчались в этом храме святителя Николая Чудотворца, – продолжает Наталья Ниловна. – В храм местные практически не заходили (народ обездоленный, пьющий), даже алтарницей у него служила бабушка, за неимением желающих мужского пола. Но батюшка ни одной службы не пропускал, даже если кроме него никого на ней не было. Приезжих было много: учителя, врачи, профессор из Москвы, предприниматели, ребята, служившие в Чечне. И вот приедем к нему на электричке или на машине, после службы сядем и за чаем ему вопросы разные задаём. Над нами висела большая икона святого Николая (любимый святой отца Мисаила). Могли до двух часов ночи засидеться, а в четыре утра батюшка уже вставал на молитву. Он был практически бестелесный, слабый, с красивыми голубыми глазами. Иногда у него совсем не было сил, и исповедь он принимал сидя. Мы очень дорожили возможностью исповедоваться у батюшки. Исповедовал он с полной отдачей. Каждый человек, оказавшийся перед ним в таинстве, становился для него смыслом жизни, самым главным на этот момент. Много раз пристраивали его в больницу, в нефрологическое отделение, но он не лечился, ходил по палатам проповедовать православную веру, потом раньше срока покидал больницу.

Многих своих духовных чад отец Мисаил привёл к служению Богу. Его сын Александр стал священником, благочинного Сосновского района Челябинской митрополии протоиерея Георгия Артарьяна батюшка благословил принять духовный сан, иерея Сергия Хромова и других.

Похоронен отец Мисаил под Белорецком. Кротость, послушание, смирение – вот чему учил своей жизнью всех знавших его людей. Его духовные чада сблизились ещё больше после его смерти. Статьи отца Мисаила, написанные простым, доступным языком, печатали в газете «Магнитогорский рабочий»: «О божественной литургии», «Разговор с молодым адвентистом», «Аз» и «я»… Батюшка писал великолепные стихи. Одно стихотворение он посвятил своей духовной дочери Наталье Радаевой и подписал: «От недостойного иерея Мисаила».

А этот рассказ священника-фронтовика иерея Мисаила Адегова записал протоиерей Андрей Гупало, клирик челябинского Одигитриевского женского монастыря в конце 90-х годов, когда приезжал к отцу Мисаилу в Еленинку, село, расположенное недалеко от Магнитогорска.

Помогла любовь к географии

«Ничего в жизни случайного не бывает. Когда я учился в 7 классе, отец подарил мне карту Западной Европы. Эту карту я повесил у себя в комнате на стене и, пока учился, выучил её практически наизусть. Впоследствии эти знания мне очень пригодились, когда я бежал из немецкого плена.

На войну я пошел в 1943 году, когда мне шёл 22-й год. Воевал на Орловщине. Однажды мы зашли в город под названием Севск, где стояли немцы. В ходе боя мы заняли одну улицу, а на другой улице заняли оборону фашисты. Ночью меня и ещё несколько человек послали рыть окопы недалеко от линии огня, посреди улицы. Едва я успел углубиться на полметра в землю, как прямо на меня выехали две немецкие самоходки, а позади на них сидела вооруженная пехота. Так я попал в плен.

Сначала нас держали в лагере для военнопленных возле этого городка. Потом лагерь перевели в Белоруссию, оттуда в Польшу, и уже затем нас отправили в окрестности Данцига. Мы работали на складах, где хранилось обмундирование для германской армии. Иногда нам удавалось тайком унести со склада какую-нибудь вещь и обменять её на продукты у местного населения. Однажды за шинель мне удалось выменять у поляков порядочный кусок сала. Я берёг его все полтора месяца своего плена, нося повсюду с собой в кармане штанов.

Здесь, в Польше, в лагере было несколько человек, которые молились Богу. Сам я тогда ещё молиться не умел, но в Бога верил. Благодаря этим людям, я утвердился в намерении бежать.

Скоро наш лагерь перевели на территорию Германии. Здесь мы работали на расстоянии 10—15 километров от места нашего содержания. Пищу нам привозили на машине из лагеря, где ее готовили один повар из немцев и один военнопленный. Однажды меня сняли с работы и направили под конвоем в лагерь за провиантом. (Почему выбрали именно меня, я не знал, и только потом я увидел в этом особый Промысел Божий). На обратном пути, из лагеря к месту работ, меня посадили в кузов автомобиля, а в кабину с шофером сели конвоир и повар-немец. На мое счастье, заднее окошечко кабины было закрыто бачками с провизией, так что из-за них меня не было видно. Часть маршрута проходила через лес, и более удобного времени для побега придумать было нельзя. Прихватив с собой буханку хлеба, я незаметно выпрыгнул из машины и побежал в чащу леса. Здесь-то и пригодилась мне карта Западной Европы, которую отец подарил мне в 7 классе!

Ориентируясь по названиям населённых пунктов, заученным мною с детства, и держа направление по солнцу и звездам, я стал пробираться на восток к линии фронта. Семь дней я шёл по лесам, питаясь хлебом и салом, которое ко времени побега уменьшилось (высохло) почти наполовину. К седьмому дню, когда припасы закончились, я был уже на территории Польши. Во всех населённых пунктах стояли немецкие войска, так что появляться там было опасно. Но голод давал себя знать, и я вынужден был зайти на один хутор, одиноко стоявший в лесу. Осторожно пробравшись к дому, я встал под окном и стал прислушиваться, нет ли в нём немцев. На мне была лагерная роба с номером, и, попадись я им на глаза, меня бы сразу схватили. Не обнаружив ничего подозрительного, я тихонько постучался в окно. На стук выглянула женщина, по-видимому, хозяйка хутора. Я, как мог, объяснил ей своё положение: «Пани, я бежал из плена, помогите». Полька испуганно зашептала, объясняя мне, что в доме находятся немцы, и показала мне рукою, чтобы я встал возле дверей. Надо сказать, она сильно рисковала: если бы немцы схватили нас, меня бы отправили обратно в лагерь, а её ждал расстрел. Несмотря на это, она пожалела меня, и вынесла большой каравай хлеба. Спаси Господи эту добрую женщину! Её хлеб помог мне дойти почти до самой линии фронта.

Много опасностей было на моём пути, но повсюду Господь хранил меня. Один раз в лесу, средь бела дня, я встретил вооруженного человека. Он приблизился ко мне на расстояние двух шагов, но не заметил меня.

Когда я добрался до ближайшего к линии фронта населённого пункта, была уже поздняя осень. Стало холодно, временами шёл снег. В деревне, оказавшейся на моём пути, немцев я не заметил. Выбрав один из домов, я постучался в двери. Хозяева-поляки встретили меня довольно тепло: в тот момент в доме уже находились человек тридцать поляков-беженцев, чьи селения в ходе военных действий оказались на линии фронта. Добрые хозяева накормили меня, переодели в гражданскую одежду и спрятали меня в погреб, где я провёл последние 20 дней моего побега. Поляки особенно расположились ко мне, когда я заметил в разговоре, что хозяйка носит имя одной известной польской княжны Ядвиги, бывшей замужем за не менее известным литовским королем Ягайло. «0, пан знает историю польску!», – радостно восклицали они. Узнав, что я умею рисовать, хозяева и их постояльцы стали приносить мне в погреб свои фотокарточки, где, при тусклом свете горелки, я перерисовывал их на бумагу.