Николай Добролюбов - Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода

Скорей всего, для своего блестящего очерка Добролюбов пользовался французским изданием «Sermons du рёге Gavazzi» («Проповеди отца Гавацци»), под редакцией Феликса Морнана (Paris, 1861), с которым нам удалось ознакомиться. Редкий случай, но Добролюбов в данном случае не указывает на источник, сообщая лишь, что «Несколько месяцев тому назад некоторые проповеди Гавацци напечатаны по стенографической записи». Думается, что автор не указал данную французскую книгу, так как это снижало бы «академичность» перевода – ведь в науке полагается переводить по языку оригинала. На французский источник, по нашему мнению, указывают некоторые детали – название спектакля, который прервал Гавацци, дано по-французски («La Bataille des Dames» [13] Водевиль «Женские войны», пусть написанный и французскими авторами, в Неаполе шел, вне сомнения, на итальянском. ); Гарибальди неожиданно именуется Иосифом, а не Джузеппе, вероятно, под влиянием французского написания Joseph. Из французской публикации автор переписал итальянские слова: про жителей трущоб Largo Barracche, в Испанских кварталах, написано, как во французской книге, baracchani — а надо barracchisti; неаполитанская крепость Sant-Elmo на французский лад называется Sent-Elmo и т. д.

Очерк о Гавацци также был переведен на итальянский Чезаре Де Микелисом. Переводчик поставил перед собой интересную задачу найти оригинальные итальянские тексты, которые – в отличие от французских изданий – никогда не были собраны под одной обложкой. Ему удалось найти отдельные брошюры, отпечатанные сразу же после прочтения проповедей в Неаполе и сохранившиеся в Библиотеке Новой и Новейшей истории в Риме (Biblioteca di Storia moderna e contemporanea). Де Микелис предпринял решительный, но обоснованный ход: вместо того, чтобы переводить русский текст, он просто вставил фрагменты итальянского оригинала, несмотря на ряд неизбежных нестыковок. Повторим, что цельнокупного итальянского издания неаполитанских проповедей падре Гавации не существовало, и теперь благодаря Добролюбову, они – через его русский очерк – по сути дела были впервые собраны вместе и опубликованы, пусть и не целиком, но в самых важных их частях.

После окончания гарибальдийской эпопеи отец Гавацци не остался не у дел: всё более отдаляясь от папства, пусть поначалу и недоверчиво относясь к протестантизму, он в 1870 г. все-таки учреждает Свободную Евангелическую Итальянскую Церковь (Chiesa Libera Evangelica Italiana), существующую до сих пор. Оценка Добролюбовым деятельности Гавацци, внимательный и остроумный анализ его проповедей до сих пор считается ценным для итальянцев, и современные о нем исследования цитируют давний очерк русского автора [14] См. к примеру, Sanfilippo М. Alessandro Gavazzi: oltre l’Italia, l’America // Barnabiti Studi, 2011, n. 28. P. 246–267. .

Объединение страны – Рисорджименто – возглавило Савойское королевство, в обиходе часто называемое просто Пьемонтом, и Турин, пьемонтская столица, стал в 1860 г. столицей новой европейской державы. На заседаниях парламента, ставшего теперь из савойского итальянским, ковалась новая государственность: за этим процессом следила вся Европа. Его наблюдал и Добролюбов – прямо на «месте события», но в отличие от либеральных аналитиков он не «аплодировал» пьемонтскому лидеру графу Камилло Бенсо [15] У Добролюбова неточная транскрипция – Бензо. Кавуру.

Со страниц очерка русского литератора встает мелкотравчатый, корыстолюбивый политик, главным намерением которого было ввести Рисорджименто в спокойное буржуазное русло под эгидой Савойской династии. Добролюбов отрицал у него даже общенациональный патриотизм, утверждая, что у Кавура на первом плане изначально стоял «Север» – Пьемонт, а объединение с «Югом» появилось лишь по ходу дела. Публицисту Кавур был явно и физически неприятен: грузный, потирающий свои руки, с саркастическими ухмылками, с «хриплым и металлическим» голосом. В желчных выражениях он представил одного из «отцов нации», статуями которого уставлены все итальянские города, с переименованными в честь него центральными улицами и площадями. Да и весь увиденный парламент русский критик иронично прозвал говорильней, якобы вслед русификатору адмиралу Шишкову.

Критика Кавура и кавуризма была беспощадной: даже редакция «Современника» была вынуждена смягчать выражения автора («поповское», к примеру, менялось на «клерикальное») и даже убирать некоторые иронические пассажи (подсчет Добролюбовым резкую иронию лысых парламентариев и пр.). Не случайно, что отечественный либеральный стан выступил с резкой критикой туринского очерка. Так, в апрельском номере «Отечественных записок» (1861) политический обозреватель журнала Николай Альбертики сравнивал его с помоями и нечистотами, которыми обливают «благородные» идеи. В газете «Русская речь» (1861, № 28) писательница Евгения Тур в заметке «Нечто о невежестве в нашей литературе» подчеркивала то, что в Европе, в отличие от России, полемика ведется благородно, указывая на Добролюбова: «В какой степени прилично литературным деятелям хвататься за подобный способ просвещения публики?». Корреспондент «Русского вестника» Борис Чичерин восклицал: «Не могу без удивления подумать о тех молодых людях, которые, как Добролюбов, приехавши в Турин и видя воочию это беспримерное движение, не только не испытывали на себе неудержимого к нему сочувствия, но с остервенением ополчились на Кавура и на его деятельность».

Однако Добролюбов своей критики не смягчал, даже после преждевременной кончины Кавура в июне 1861 г. (политику было всего 50 лет). В очерке «Жизнь и смерть графа Камилло Бензо Кавура» автор, переступая античный завет «О мертвых либо хорошо, либо ничего», безжалостным пером выписывает политический портрет итальянского премьер-министра. Многие штрихи уже появились в предыдущем антикавуровском очерке «Два графа», где автор как будто бы противопоставляет, следуя параллельным жизнеописаниям Плутарха, двух аристократов, пьемонтского и французского, но в действительности это – остроумный полемический прием. Оба они, как едко поясняет автор, «дружны с такими же графами, как они, но в случае нужды дружатся даже и с людьми менее высокого благородства, лишь бы то были не враги порядка. Оба любят законность и умеренную свободу, с сохранением благотворного влияния аристократии; но оба ненавидят безумную анархию, стремящуюся попрать исторические предания и изменить начала, на которых уже столько веков покоится благоденствие человеческих обществ». Развивая параллель, Добролюбов делает основной вывод: «Для того чтобы свобода не была уж слишком свободна, оба графа готовы на всё».

Любопытно, что такой резко критический подход русского свидетеля Рисорджименто оказался весьма актуальным в Италии в конце 1940-х гг.: нация, после фиаско фашистской и монархической идеологии, искала новые идейные ориентиры и многих итальянцев привлекали марксистские теории классовой борьбы, диктатуры пролетариаты и вообще народовластия – в пику «кавуризму», половинчатому буржуазному парламентаризму. Те годы были отмечены высочайшим престижем Итальянской компартии (ИКП), которая вышла победителем в бескомпромиссной борьбе с фашизмом и нацизмом. ИКП ориентировалась на советскую систему ценностей, став на десятилетия верным их проводником для итальянской культуры. Таким образом в 1947 г. во флорентийском альманахе «Societa» появляется перевод очерка Добролюбова «Из Турина», выполненный Грациэллой Гандольфи (Gandolfi), в замужестве Лерманн (Lehrmann). Характерно, что первой на итальянском вышла публицистика Добролюбова, а не его классические литературоведческие очерки (позднее будут переведены и они). Полагаем, что итальянской публике было непросто воспринять этот текст, и первые печатные отклики на туринскую статью Добролюбова появились также в «левой» прессе. Обширную рецензию посвятил ей сотрудник газеты ИКП «Unita» Гастоне Манакорде, который уловил новаторский подход Добролюбова к процессу объединения, назвав свою рецензию «Una visione nuova del Risorgimento Italiano» («Новое видение итальянского Рисорджименто») [16] Manacorde G. Una visione nuova del Risorgimento Italiano //L’Unita.31 agosto 1947. P. 3. . Манакорде предварил свой анализ ремаркой «о мимолетном опыте молодого русского писателя Николая Добролюбова, который приехал в Италию на несколько недель в 1861 году [17] В действительности, пребывание Добролюбова в Италии было намного более продолжительным – с декабря 1860 по июль 1861 г. , чтобы вылечить угрожавшую ему чахотку, которая свела его в могилу в том же году».