Шамиль Валеев - Мемуары уфимского школьника

Лёха с Толяном были на зелёном «Запорожце», кажется, Сашки Семёнова, и доехали до морга самостоятельно. Кое-кто для смелости курил конопель.

Я намазал под носом бальзамом «Звёздочка», но это не больно помогало. Санитар рекомендовал нам особо в помещении не тусоваться – поскольку джинсовый костюм надолго впитает многолетний запах формалина и мертвечины.

Его отдали нам после вскрытия, и мы увезли его домой. А на следующий, кажется, день отвезли на историческую родину – В Красный Яр.

P.S. Этот текст был опубликован в 2008 году в «официальной» «ВКонтактовской» группе СШ №49 Октябрьского района Уфы. Но группа закрытая, реакция за пять лет была слабенькой. Посему я сделал вывод, что там, в этой социальной сети, можно публиковать только линки, а текстам место в «Живом журнале» (потом и найти легче, если что, да и прочитает аудитория, больше настроенная на литературу, чем на воспоминания о кидании меловых тряпок на платья одноклассницам, что тоже важно, кстати).

P.P.S. А в августе 2011 года мы, одиннадцатый класс 1990 года выпуска, ещё раз его навестили, с трудом найдя могилу на кладбище посёлка Красный Яр Уфимского района Башкирии. Недалеко от старого центрального входа, чуть левее во втором-третьем ряду. Когда я делал GPS-отметку его могилы, у меня села трубка, но, видимо, и так теперь найдём.

КРАЕВЕДЕНИЕ

На даче у друзей, в уютном дощатом сортире, наткнулся на книгу-альбом «Утро Башкирии», выпущенную в 1978 году издательством обкома партии.

Помимо кондовых копирайтерских текстов, не предназначенных для чтения, она состоит из среднего съёмочного качества цветных фотографий Уфы, той самой,..

…с пустыми по нынешним временам магистралями,..

…с небритыми как эротические картинки нашего детства и отрочества газонами

«ландшафтного дизайна»,..

…с редкими по нынешним визуально перегруженным временам «рекламами» ленинизма и КПСС.

Они создают ощущение Солнечной Башкирии – на самом деле той самой Уфы с крутыми лбами круглоглазых троллейбусов №6, 7, 8 и пыхтящими, раскалёнными ЛиАЗами 11-го, 17-го, 29-го маршрутов,..

…той Уфы, в которую я впервые приехал из деревни году в семьдесят шестом – семьдесят седьмом, а с 30 августа 1980 года остался Уфимцем.

Со всеми переездами в Москву и возвращениями, с офисами от «Полгоры» по Уфимскому шоссе до Уфимской Гауптвахты на Пушкина (на Советской площади), с внезапно вспыхнувшей и поселившейся навеки в сердце любовью к Садовому, Покровке, 5-й авеню, Флит-стрит, Баумана и авенида де Майо.

Я не тот уфимец, который считает Черниковкой всё, что севернее остановки «Спортивная», а то и Центрального рынка.

Я не очень убиваюсь по деревянным домам купца Козюлькина с резным палисадом, моя Уфа – немного другая: лесная, промышленная, спальная, Уфа хрущоб и девятиэтажек брежневского типа.

Та, которая строилась при Шакирове. Надёжная, спокойная, солнечная и внушительная. Самым большим начальникомродителем в моём классе был отец – главный инженер «сорокового завода». У некоторых была машина. У меня в хрущёвской двушке была своя кровать, и это уже было неплохо.

Я помню с того времени запах неотряхнутой земли из овощного магазина и звуки закрывающихся алюминиевых дверей, гул электромоторов, уютное бормотание радиоточки, верещание ласточек, снующих над верхними этажами, и пшиканье автоматов по продаже воды.

Не было того давящего на уши городского шума непрекращающегося движения, который перестаёшь слышать и осознаёшь только за городом.

Было ощущение нового для меня счастья Солнечной Уфы, где можно встретить Мустая, Фидана и Магафура Хисматуллина прямо на улице, где возле школы увидишь Героя Советского Союза, где всегда есть в продаже лимонад и мороженое, а квас бывает в жёлтых бочках на колёсах, где можно кататься на лифте в соседнем доме, где много машин и мало лошадей с телегами, а все люди незнакомые, ходят в красивых рубашках и платьях каждый день.

Воспоминание раннее: «Мишка! Мишка! Мә! Мә!»

Одно из ранних и страшноватых: я стою возле забора – серого, некрашеного, деревянного – у нашего деревенского дома. От соседей (Шакировых) бежит наискосок, прямо на меня, молодой бычок («башмак» по-татарски). Это как телёнок-подросток, но уже не ласковый, а тёмный и агрессивный (агрессивных животных – драчливых петухов, кусливых гусей – обычно распознаёшь). Я стою и не могу пошевелиться, жду, вычислив его траекторию, как неминуемо он меня забодает. Хозяева – сестра и брат моего друга Макса, их зовут Флида и Фирзат, кричат ему: «Мишка! Мишка! Мә! Мә!» Их отец Фарит тоже с ними. Мишка бежит, выпучив глаза, у него тёмно-красная шерсть, я вижу кудряшки на лбу и пробивающиеся рожки, он уже довольно крупный. За спиной у меня забор, но никого из моих, кажется, нет рядом. Я оцепенел, вроде бы соседи-хозяева кричат мне «Кит! Кит! Кач!», чтобы я убегал. Но я стою.

В последний момент Мишка меняет траекторию и проносится мимо меня, в проулок. Выбегает дедушка с вилами, в серой дворовой одежде, видно, ворошил навоз или солому. Время ещё предсумеречное, серое. Дедушка грозит вилами вслед убежавшему бычку-башмаку: «Ух мин аны!» («Ух я его!»). Где-то рядом появляется бабушка и, возможно, тётя.

Я могу шевелиться.

Счастье башкирского интроверта

Вроде достаточно быть самим собой и оставаться в своём объёме, блуждать в персональных закоулках, чтобы испытывать тихое счастье интроверта.

Но то ли профессиональный невроз нарцисса-коммуникатора, то ли младенческий страх быть лишённым Титьки, Любви и Признания заставляют выплывать из своих кашалотных глубин стрекочущим дельфином с целью или поделиться накопанным, или сверить компас – вдруг ещё кто есть такой же.

Животное мы коллективное. И, наверное, и вправду усохнет позвоночник, как у той китайской кошки из пословицы, которая осталась без поглаживания, ну, то есть признания. Будь ты хоть самым примерным нелюдимым интровертом.

Да, я часто вижу и слышу людей через пелену и вату (даже своих детей часто, и родных, и близких), и мне было стыдно от этого лет сорок сознательных. Ну, в смысле, совестно.

Да, мне часто огромного усилия стоит оставаться в контакте с социальной, полной обязательств и невыносимых для меня упрёков, тревог, косяков и унижений реальностью.