Шамиль Валеев - Мемуары уфимского школьника

Остальным членам семьи от бабушки постоянно доставалось, она была очень волевой. За словом в карман не лезла. Когда в нулевые годы она перестала слышать и, будучи уже не в твёрдом сознании, начала забываться, то украдкой просила слуховой аппарат, чтобы быть в курсе и продолжать рулить в семье. Смотревшие за ней родственники категорически запретили мне это делать. Думаю, не без оснований.

Она, как и вся деревня, вставала рано утром, чтобы успеть подоить корову и, не дай Аллах, пропустить выгон стада. Пропуск выгона считался ЧП. Соседка Мукарама, конечно, подстрахует, но вся улица увидит, что в первом доме не проснулись. Потом надо было затопить печь в подстывающем к утру доме, чтобы мне было не холодно вылезать из-под одеяла. Погреть в банного типа ковшике вчерашний суп-лапшу. Пожарить на сковороде картошку и мясо из него.

Потом за матерчатой перегородкой «чаршау» жужжал сепаратор, и нужно было обязательно встать к моменту его разборки и мытья, чтобы слизать с бабушкиного указательного пальца свежеснятые горячие густые сливки-каймак, которые она достала из-под обода какой-то чаши агрегата. Иногда мне доверялось крутить центрифугу, но я крутил не так ровно, что влияло на качество сметаны.

Порой она ложилась ко мне спиной и спала в «душагрейке», а я прятался за ней, как в окопе, и горевал, считая, сколько будет лет в двухтысячном, например, году мне и ей – двадцать семь и восемьдесят четыре. Я думал, я уже буду достаточно взрослым, а она будет достаточно старой, чтобы я выдержал её смерть. И прислушивался к её дыханию, не остановилось ли?

Прожила она до декабря 2008 года. Тогда я находился в политэмиграции в Москве.

Когда она умерла и утром мне позвонили, я вдруг понял, что не смогу вылететь из Москвы и не успею проводить бабушку, – то как ребёнок проплакал весь день, заливая слезами презентации и пресс-релизы госкорпорации «Фонд ЖКХ».

Иногда я слышу в голове её неторопливую речь, как будто она меня утешает и успокаивает. Как будто у меня болит ухо, а я лежу у неё на груди, на коричневом колючем свитере грубой вязки.

Она не выпила и рюмки, не съела и таблетки.

Я проводил из их поколения только одного деда Салиха, отца отца, лично уложив его, невесомого, в боковой промёрзлый подкоп. И брата бабушки – одноногого дядю Ханифа.

Провожать гораздо лучше.

Родина – Чекмагуш, характер – чакматаш 1 1 Чакматаш (тат.) – «кремень». ,

или Чем пахнет «Шанель №5»

Про эти хлебные края написано много книг и статей. Как правило, в двух жанрах – хвалебно-хозяйственном и сельско-описательном. Первый делали по заказу начальства лучшие перья республики, второй – народные авторы, архивисты и этнографы, вскладчину по «фьючерсной» системе. Так что с парадной стороны у Чекмагуша всё давно в порядке, как и с урожаями и надоями. Попробуем приблизиться к его живой, неформальной, может, в чём-то мифической стороне.

Женихи и невесты района.Говоря о людях из «самого татарского», Чекмагушевского района, жители республики дают противоположные характеристики. Жён оттуда лучше, видите ли, не брать, поскольку характер у них крутой, даже сварливый, а с другой стороны, эти же женщины считаются в целом «чибәр» и «үткер». То есть красивыми и острыми на язык и на дело. Сами не успокоятся, и другим не дадут покоя, пока не выведут тебя в люди, а себя в абыстайки и жёны начальника. Иногда, конечно, попадётся «җебегән», то есть размазня. Но и она даст фору многим.

Те же самые мужики, которые жалуются на энергичных дам из «Чикаго» (название райцентра и района, получившее распространение в хипанские семидесятые), откуда-то слишком хорошо осведомлены об особенностях их крутого нрава – не иначе как на своём ежедневном опыте совместной жизни: «Бар-бар-бар, ступай, не сиди дома, мужик днём должен быть во дворе». Но никто, даже самая строгая «быянай», не скажет про невестку из Чекмагуша, мол, неряха и ленивая.

И вообще, родственникам видней, как тебе жить и детей воспитывать. На-ка, энекәш, братишка, забери коровью ногу, приготовишь фарш и холодец, позовёшь на Коръән ашы. Любовь тут сообщается детям через шлепки (иногда – замахи мокрой тряпкой, иногда – прутом из колючей чилиги «шилык», растущей на ковыльных холмах) и обильную, но не такую жирную, как у степняков, скорее, постную (мясо-тесто) еду. Ни разу не видел, чтобы лапшу рубили квадратиками, под бешбармак, – всегда только исключительно тонкие ниточки. Чем тоньше, тем круче «килен». Мужики там одновременно и «юаш», добрые, и кроткие до робости. Здесь устойчивый матриархат, мужика нужно и можно брать за ноздри, как быка за кольцо, и вести к счастью, скорее материальному, чем духовному.

Давая потенциальному жениху лестное описание, говорят так: фигурой он «дастуин гына» (достойный, высокий, значит, широкоплечий), до дела «үткер», то есть острый и быстрый, но сам он в это время «простой гына», то есть простой, без затей и заумного выкаблучивания. В общем, идеальный исполнитель воли супруги. Ключевое слово здесь – «гына», которое переводится как снисходительное «довольно-таки», здесь ни в чём не принято быть «в высшей степени» – сразу обвинят в «минминлек» (выпячивании себя) и назовут «мактанчык» – хвастунишкой.

Стороны и края Чекмагуша.В самом Чекмагуше, где, как известно, самая главная улица называется по индустриальной моде тридцатых годов Тракторной (райцентром это село стало в 1930 году), ещё тридцать лет назад можно было услышать от молодки в норковой шапке на «щисто татарском»: «Что син?!» Но теперь больше говорят на русском. Просто тут важен престиж. А русский язык – это престижно.

Иногда кажется, что именно здесь столица мягкого, почти ласкового, тюркского «Щ», и надо говорить «Щакмагыш», если хочешь сойти за своего. В разгар борьбы за перепись тут газета выходила – «Сакмагыш саткылары», на которую никто не обижался: раз нащальство велело, значит, так нужно, пусть будет «Сакмагыш».

С тех пор прошло семнадцать лет, и лишь в этом году обнаружил паспорт своей прабабушки по женской восходящей линии Галимы Ахметшиной, где было написано чернилами по белому «башкирка». «Эх, всего одной прабабушки-осьмушки не хватило, чтобы назваться природным башкиром, как иные карьерные мои соплеменники-необашкиры! Выучил „Хөрмәтле дуҫтар!“ – И алга, как говорится, работать для людей да время созидания устраивать», – это амбициозная, честолюбивая часть моей чекмагушевской натуры говорит. «Как-нибудь переживём, не позорься, оставайся собой, не лезь в начальники любой ценой», – отвечает разумная, спокойная, в чём-то даже смиренная, стеснительная часть той же натуры. Для справедливости скажем, что звание «чекмагушевский башкир» вызывает снисходительную, понимающую улыбку, в то время как «балтачевский башкир», например, – дружный и весёлый смех, переходящий в «ой-ой-ой». А башкирские деревни в Чекмагушевском районе, между прочим, есть.