Михаил Лемхин - Вернуться никуда нельзя. Разговоры о кино, фотографии, о живописи и театре

– Ну и что он ответил?

– Буквально его слова: «Он очень мудрый человек и смотрел вперед». Да, ну вот, в 83-м году начался подготовительный период, потом съемки – 5 месяцев, – монтаж. 27 декабря 1984 года фильм был официально сдан. То есть, снимали при Андропове, но не успели и вляпались в черненковское время. Фильм положили на полку. Ну, а дальше – все ясно. Когда он новой команде понадобился, его с полки сняли и выпустили.

– Д-да… Интересная история.

– Кажется, настал момент для последнего вопроса, так, Юрий Маркович? Такой вопрос: зачем вам перестройка? Вам лично?

– Мне лично? Я вам скажу. Я не добился за свои 67 лет равнодушия к людям, к народу своему, к стране, ко всему тому, что там происходит. Иначе бы, наверное, я просто не жил бы там. Я бы хотел, чтобы все там стали жить, как нормальные люди. Так, как жили, жить дальше нельзя – так скучно, так бедно, так голодно, так недостойно, так несвободно. Это – не лично мне, но и мне…

1988 год

1Речь идет о проекте новой кольцевой дороги, которая должна была пройти через Лефортово. Проект встретил сильнейшее противодействие общественности.

2Юрий Нагибин, выступая перед эмигрантской аудиторией в Сан-Франциско, сетовал, что поэт и критик Станислав Куняев, сочинитель, в частности, антисемитских статей, оказался в списке награжденных Государственной премией.

3Выступление Тенгиза Абуладзе в университете Беркли (Калифорния) состоялось 9 сентября 1987 г.

«Европа, Европа» начинается с процедуры обрезания. Обрезание показано подробно, крупным планом, c детским плачем и кровью. Таким образом Агнешка Холланд представляет нам героя своей картины, Соломона Переля, мемуарная книга которого положена в основу фильма и одновременно заводит пружину, которая будет раскручиваться 110 минут экранного времени. Ибо сюжетное напряжение возникает не оттого, что Солли, Соломон Перель, – еврей, а оттого что он на восьмой от рождения день был лишен кусочка крайней плоти.

В следующий раз мы встречаемся с Солли через тринадцать лет, то есть, по еврейским законам, накануне его совершеннолетия. Отсюда начинаются экранные приключения героя.

Солли, рослый смазливый подросток, притягивает внимание женщин (и даже, случается, мужчин), чувствующих, вероятно, его всепоглощающий, жадный к ним интерес. Режиссеру замечательно удается это напряжение, эта атмосфера с явственным запахом желез внутренней секреции, возникающая всякий раз, когда Солли сталкивается на сюжетном пути с очередным существом женского пола. Я не для эпатажа выбираю такие слова. Я стараюсь точнее обозначить происходящее на экране: в каждом конкретном случае зрителю ясно, чем именно интересуется наш подросток, тем более, что никакие другие струны в душе юного героя вовсе не задеты.

Польская девушка-билетерша, молоденькая воспитательница из советского детского дома, немецкий солдат-гомосексуалист, немолодая, с заостренным личиком и сжатыми зубами, фашистская функционерка – (эта единственная получит свое и даст возможность Солли испытать себя на сексуальном поприще), – и опять девочка-подросток, немка, требующая от Солли именно того, о чем он так страстно мечтает сам.

Простодушный Солли, кажется, не озабочен ничем иным в жизни, кроме влечений плоти, хотя жизнь его и не балует.

После погрома, в котором погибает сестра Солли, семья бежит из маленького немецкого городка в Польшу, в Лодзь. Но вскоре – в августе 1939-го – в Западную Польшу вступают немцы. Отец пытается спасти детей, он настаивает, чтобы Солли и его старший брат уходили на восток. В перипетиях побега братья теряют друг друга, и Солли, переправившись через реку, оказывается один на территории, оккупированной советскими войсками.

Начинается его коммунистический период – с товарищем Сталиным в сердце и томлением по молодой учительнице во всех прочих участках его здорового организма. Но судьба не дает возможности юному Солли разрешить это томление. 22-е июня 1941 года разлучает молодую коммунистку и новоиспеченного комсомольца – грузовик уносится по пыльной дороге, она кричит, протягивая руки, привстает в кузове, он, плача и спотыкаясь, бежит за машиной…

А через несколько часов он вступает в свой – пятилетний – фашистский период.

Воспользовавшись превосходным знанием языка, Солли выдает себя за немца, рассказывает историю гибели «своей» немецкой семьи, трогает сердце командира и становится сыном полка.

Однако, если перевоплощение Солли (религиозного юноши, отпраздновавшего Бар Мицву и, кстати, сына мелкого буржуа, владельца обувной лавки), перевоплощение его в комсомольца-атеиста прошло гладко, то новое превращение наталкивается на, казалось бы, непреодолимое препятствие – он обрезан.

Интеллигентный солдат-гомосексуалист по имени Роберт вскоре обнаруживает дефективность своего нового сотоварища, но не выдает его. А дальше, по иронии судьбы, Солли – теперь его зовут Юп – становится военным героем и, усыновленный одним из офицеров, отправляется в Германию, в привилегированную школу.

Солли везет раз за разом. И по дороге в Берлин – опять везение – в вагоне поезда сопровождающая юного героя дама не проявляет должной бдительности и в темноте, стеная и вскрикивая, не замечает его страшного принципиального изъяна.

В Берлине Солли-Юп становится отличным курсантом, образцовым учеником, объектом сексуального интереса хорошенькой девушки (думаю, не стоит и говорить, что интерес этот взаимный), и даже строгий учитель, объясняющий студентам, чем отличается череп еврея от черепа немца, после недолгих размышлений квалифицирует Юпа представителем арийского типа. Солли почти сливается со своими новыми товарищами. Он даже, как и остальные, не может сдержать слез, узнав об окружении немецкой армии под Сталинградом.

Все было бы хорошо, и он бы слился совсем, если бы не его изъян.

Приспособившись избегать неприятных ситуаций (в раздевалке, у врача), Солли более всего озабочен отношениями с девушкой, которая страстно желает исполнить свой патриотический долг и родить стране нового солдата. Солли не заглядывает так далеко вперед, его интересует лишь начало процесса, но придумать он ничего не может. Хотя и старается. Зашивает проклятую кожицу в надежде, что она срастется, мучается, ходит враскорячку. А девочка, поняв, что от Солли ей ничего не добиться, выбирает для исполнения патриотического долга другого курсанта.

Так или иначе, война и сюжет близятся к завершению. Под пулями обеих сторон наш патентованный ариец перебегает к побеждающему противнику, к врагам-друзьям. И вот уже советский офицер допрашивает Солли. «Я не немец, – объясняет Солли офицеру, – я еврей». На что офицер ему отвечает вполне резонно: «Евреи – вот они», показывая на изможденных, в арестантской одежде, людей, только что выпущенных из-за колючей проволоки. И вручает одному из них пистолет: «На, расстреляй фашиста».