Терентiй Травнiкъ - Записки обыкновенного человека. Книга первая

И если он все-таки вернётся, то уж одно радует точно – скорее всего сместится акцент на социальные схемы работы, покинув пробы ряда лиц с их постоянным желанием навязать христианскую мораль в качестве воспитательного метода в школах, эдакого своеобразного кнута и пряника для детей и подростков. Здесь атеизм Дзержинского, как никогда к месту, а потому и дело спасения собственной души остаётся не общественным, а личным делом каждого.

С детства я боялся покойников, и, как назло, всегда попадал в ситуации, связанные с ними. Будто и впрямь мертвецы знали эти мои страхи, а потому постоянно меня выслеживали, дабы однажды окончательно свести меня с ума. Помню, как в юности умерла одна моя знакомая, близкий, можно сказать, родной для меня человек. Она прекрасно пела, играла на фортепиано и, как положено, мечтала стать артисткой. Обстоятельства гибели этой девушки и по сей день точно не выяснены, но тогда её нашли не сразу, а когда обнаружили, то её мама попросила меня съездить с нею на освидетельствование, дабы своим присутствием помочь ей вынести то, что предстояло. Знала бы она, кого взяла с собой!

Опознание происходило в судебном морге. Тогда я впервые увидел непритязательное и, одновременно, бесконечно безобразное искусство смерти. Узнал подругу, надо сказать, с трудом. А впрочем, не узнал, а заставил себя узнать. На возлежащей была футболка, за которой она гонялась всю зиму, и теперь эта вещица на ней выглядела обыкновенным тряпьём. Я стоял, как вкопанный, и, будучи человеком впечатлительным, старался не глядеть на лицо, но получалось с точностью до наоборот. Одного рассматривания, как оказалось, было недостаточно, и мне почему-то хотелось до неё дотронуться – словно для того, чтобы убедиться в естественности случившегося. Надежда Николаевна, так звали маму почившей, стала терять сознание, и санитар вывел её за дверь. На какое-то время я остался один на один с покойницей и ощутил лёгкое подташнивание. Почему-то я все время ожидал, что она вот-вот откроет глаза и как-то по-особому, возможно даже отвратительно, посмотрит на меня и попытается что-то сказать. Во рту стали скапливаться слюни, и я никак не мог их проглотить. Конечно, надо было бы прикрыть тело простыней, но это уж точно было выше моих сил. Тишину нарушил санитар – неопределенного возраста человек с явными признаками болезни дауна на лице. Подойдя к покойной, он зачем-то начал её причесывать, выражая явное недовольство склеившимися волосами. Затем он вытащил резиновую пробку из мензурированной баклажки, вылил какую-то жидкость себе на ладонь и стал протирать ею лицо и волосы. Запахло флоксами (так обычно пахнет формалин), и я, заметив стул, наконец-то присел. Санитар, поправив над большими ушами неудачно напяленный чепец, продолжал делать своё дело. Я следил за каждым его движением, и мне ужасно не хотелось, чтобы он куда-либо отошёл. Вскоре отворилась дверь и послышался глухой голос Надежды Николаевны. С чувством необъяснимой благодарности я последовал на зов. Проходя мимо усопшей, я не выдержал и ещё раз взглянул на её лицо. Глаза были приоткрыты, и мне даже показалось, что она раза два моргнула. Санитар недовольно что-то буркнул, взял какой-то состав, налил его прямо на глаза и пальцами склеил веки, сжав их так, словно бы то были края пельменей или вареников.

С того дня я стал искать объяснение всему, что со мной произошло. Моя жизнь не хотела и не могла принять увиденное, а потом – похороны…

Прошло время, и в один из дней я зачем-то набрал её номер и стал ждать, когда кто-нибудь подойдет к телефону, возьмет трубку и ответит. Но к телефону так никто и не подошел: родители были на работе, а она, молодая и красивая, мечтающая об успехе и даже славе… в земле, причем навсегда!

Откровенно говоря, со школьных лет не любил передачу «Служу Советскому Союзу», но не потому, что не уважал армию, она-то, как раз, мне нравилась, а вот разговоры отслуживших, как говорится, не бодрили: дедовщина, пьянка и работа на командный состав. Позже я поступил в военный вуз, получил отсрочку и там, уже будучи студентом, окончательно перестроился на пацифистский лад, на котором продолжаю звучать и сегодня. Тем не менее жизнь не стоит на месте: меняются судьбы и люди, а значит, и взгляды. Уже несколько лет в моей риторике звучит армейская тема, и вовсе не потому, что я родился и вырос в семье военных: отец – суворовец, советский офицер, мама – майор, дед – старший лейтенант МВД, а скорее по факту собственного взросления. Живя в России, понимаешь, что наша страна обязана быть сильной, потому как на туризме и кафешках, подобно Люксембургу или Лихтенштейну, нам не выжить. Россия – это не Франция или Германия и даже не Европа, а страна с колоссальной территорией, и это означает, что её нужно охранять. И чтобы это осуществлять, необходимо быть сильной, иметь оружие и вызывать уважение и доверие у соседей. И потому в России всегда был, есть и будет тот самый бронепоезд, который, пусть и стоит на запасном пути, позволяет ей оставаться мирной державой. Настоящая сила всегда мирная, это слабость любит побряцать оружием, так что ни Китай, ни Россия и даже США в драку не полезут, и это давно понятно. Увы, но три слона решают свои дела, а по факту – делишки, на территориях соседних государств приёмами внешней политики. А потому и жмутся интеллигентная Европа, замученная Африка, замороченный Ближний Восток и всякая там островная братия: паны-то любят побраниться.

Конечно, это перекос, но такова геоисторическая обстановка, и похоже, что «соображать на троих» гиганты будут долго и регулярно. Три слона, три черепахи: Восток-Россия-Запад – абсолютно объективная реальность, причём данная нам не только в ощущениях. Логика троичного динамизма, как никогда подходит для развития цивилизации, и выпадение России из-за стола переговоров неминуемо приведет к войне, а точнее, к катастрофе. Ни Россия, ни Китай, ни Америка, которая запросто подмяла под себя Европу, обозначив её одним словом «запад», не должны вылезать за пределы нормы. Три – цифра нечётная, а потому стопроцентное решение всегда останется с хвостиком в виде запятой. Так что каждому – по сто пятьдесят, а остальное отливать в пользу бедных.

Понимая это, задумываешься: а что, собственно, нужно сверхдержаве, чтобы ей таковой и оставаться? Когда-то Путин и Буш-младший на встрече с петербургскими студентами, отвечая на вопрос о качествах руководителя, попытались определить это непростое и важное понятие. Помню, что смотрел эту передачу с большим интересом. Так вот, Буш говорил долго, нудно и размыто, чисто по-американски и всё о себе любимом, а Путин – меньше минуты, назвав всего два качества: ответственность и любовь к собственному делу. Тогда меня поразила его краткость! Позже именно это свойство его мышления окончательно определило и окончательно сформировало мои симпатии к этому человеку, которые, признаюсь, остались при мне и по сей день. Так вот, что касается положения слона на доске, то оно, как мне видится, требует следующего: уважения народа и к народу, общей и обязательно нравственной идеи и, безусловно, силы. У Китая всё это есть точно, Америка изо всех сил пытается это заиметь, а что касается России, то она здесь в более выгодном положении, чем США, но пока, кроме силы, так ничего в ней и не определено. Благоразумие России в том, что она, в отличие от Америки, не стремится руководить миром. Непонятно откуда в США взялось такого рода пацанство, видимо, из наследия прадедов, которые в основной своей массе были необразованными бандюганами и ворами, а это, априори, тоска полная. Так что Россия сегодня столкнулась не столько с кривоватым дипломатическим статусом Запада, а скорее, с элементарными делами, но «по понятиям», что напрягает не только её, но, похоже, и Китай. А потому терпения, терпения и ещё раз терпения всем нам. Вообще-то слон – животное терпеливое и миролюбивое: большому и толстому не подобает быть другим – вселенная не поймёт.