Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II

Итак, с 15 марта 1942 года Борис Яковлевич Алешкин стал начальником санитарной службы 65-й стрелковой дивизии. Ему, конечно, льстило такое продвижение по службе. Ведь как-никак, всего каких-нибудь 9 месяцев тому назад он был рядовым хирургом медсанбата, а сейчас занимает самую высокую медицинскую должность в дивизии, это хоть кому польстит.

Он понимал, что теперь характер его работы резко изменится. Что основное, чем ему теперь придется заниматься, будет организация медобслуживания раненых и больных во всех подразделениях медслужбы дивизии, начиная с оказания помощи санинструктором роты и кончая квалифицированным лечением в медсанбате. Естественно, для этого ему придется бывать и на передовой, и в полковых медпунктах очень часто.

Между прочим, необходимость таких частых поездок на передовую служила одной из причин, по которой Перов не пожелал занять главную врачебную должность в дивизии, а предпочел оказаться в подчинении у своего бывшего помощника.

Борису очень не хотелось расставаться с лечебной работой, с его любимой хирургией, и он из-за этого с большой радостью отказался бы от всякого высокого поста, если бы это ему позволили. Но в армии приказ обсуждению не подлежит, его предстоит выполнять, и Алешкину ничего не оставалось, как только подчиниться, принять кое-какие дела от Емельянова и приступить к выполнению своих новых обязанностей.

Однако, пользуясь благорасположением к нему со стороны начальника политотдела Лурье и комиссара дивизии Марченко, он сумел все-таки выторговать себе кое-какие льготные условия.

Во-первых, ему разрешили жить не в расположении штаба дивизии, а в медсанбате. Он потом и поселился в той комнате, где лечился до этого Марченко, получив таким образом «кабинет» для своей работы. Там же он поселил Джека и доставшегося ему по наследству от Емельянова «адъютанта» – писаря Вензу. О последнем далее мы расскажем поподробнее.

Во-вторых, ему разрешили все свободное время отдавать своему любимому делу – хирургии и оперировать в медсанбате раненых, принимая участие в работе любой из бригад.

Встал вопрос, кого назначить командиром медроты батальона вместо Алешкина. Командир операционно-перевязочного взвода Бегинсон для этого не годился, и бывший начсандив Емельянов предложил назначить командиром медроты старшего врача 51-го стрелкового полка, военврача 3 ранга Сковороду. Он сказал, что, хотя это молодой врач, но деловой малый, с хорошими организаторскими способностями и с этой работой справится, а на его место вполне подойдет теперешний младший врач полка Андреев, ну а младшего он брался выпросить у начсанарма. По всему было видно, что если Борис и не особенно торопился принять новую должность, то Емельянову не терпелось избавиться от нее как можно скорее.

Алешкин и Перов не очень-то понимали причину такой торопливости Емельянова. Ведь дивизия довольно прочно стояла в обороне, особо напряженных боев не предвиделось, место в сануправлении фронта для Емельянова было обеспечено, зачем же ему так спешить?… Понял это Борис немного позднее, когда по-настоящему уже влез в «новую шкуру» своей должности.

А сейчас он вместе с Емельяновым ехал в штаб дивизии, чтобы представиться командиру дивизии Володину и познакомиться с основными работниками штаба, с которыми в будущем ему предстояло работать, а может быть, и жить.

Емельянов последнее время жил постоянно в штабе дивизии, в одной землянке с начхимом, там же жил и его помощник, связной или адъютант. Трудно было придумать ему должность, но такой человек начсандиву был необходим. Исаченко в свое время не имел никого. Первое время никого не было и у Емельянова, но, с переходом дивизии в 8-ю армию и более или менее стабильным ее положением в обороне, со стороны санотдела армии стало поступать так много запросов, требовалась такая большая письменная отчетность по различным вопросам, что управиться самому начсандиву оказалось не под силу.

По разрешению командования дивизии Емельянов подобрал себе помощника. Этот человек проходил по штатам штаба медсанбата, числился там писарем, но фактически обслуживал начсандива. До войны Венза учился в институте журналистики, окончил курсы Общества Красного Креста и при мобилизации был направлен санинструктором в один из батальонов 50-го стрелкового полка. Там он проявил себя как грамотный человек и разбитной малый, и по рекомендации старшего врача полка Емельянов его и взял.

Он же по дороге рассказал Борису о своем «адъютанте». Венза действительно был грамотным, толковым и отлично справлялся со всей канцелярской работой начсандива. Единственное, чего он не любил, это посещение передовой. Но Емельянов объезжал полки сам, а Вензе предоставлял вести всю переписку и отчетность.

В штабе дивизии вновь назначенный начсандив Алешкин и сдающий дела Емельянов закончили сдачу-приемку за каких-нибудь 15 минут. Борис познакомился с Вензой, который произвел на него неплохое впечатление. После этого Алешкин и Емельянов направились с докладом к командиру дивизии. Приема им пришлось подождать.

Посидев около часа в первой комнатке землянки комдива и поболтав с его адъютантом, они, наконец, получили разрешение зайти к Володину. У того оказались начальник особого отдела, начальник политотдела и председатель трибунала. Видимо, эти командиры совещались о чем-то важном и пока к общему соглашению не пришли. Все они находились в довольно возбужденном состоянии.

Емельянов, остановившись у двери, четко доложил о сдаче дел, а Алешкин, в свою очередь, старательно вытянувшись, отрапортовал об их приеме. Во время рапорта он постарался рассмотреть комдива Володина, которого видел впервые.

Комдив своею внешностью и спокойным обхождением ему понравился. Это был седоватый грузный мужчина лет пятидесяти. Широкоплечий, высокий (он чуть не доставал головой потолка землянки), с круглым добродушным лицом, он производил приятное впечатление. Расстегнутый ворот его гимнастерки показывал ослепительно-белый воротничок, в петлицах у него было четыре шпалы, на груди блестел орден Красного Знамени в красной, немного потертой розетке. Во время доклада начсандивов Володин медленно ходил вдоль стены, у которой помещался топчан, служивший ему постелью, покуривал коротенькую трубочку и временами поглядывал на докладывающих. Остальные командиры сидели у стола, на котором лежала развернутая карта с нанесенной на ней обстановкой на участке фронта, занимаемом дивизией.

Когда Борис закончил рапорт и назвал, как это полагается, себя, комдив обернулся к своим собеседникам и сказал: