Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II

Затем Скляров рассказал Алешкину о том, что уже послал приказ о назначении Виктора Ивановича Перова начальником 31-го полкового полевого госпиталя и что вместо него уже назначен новый комбат, бывший начальник госпиталя в соседней армии, снятый с работы за какую-то провинность и пониженный в должности. Он уже выехал в медсанбат. Это военврач 2 ранга Федоровский.

– Не понравился он мне что-то. Но нач. сануправления фронта прислал, а кроме вашего медсанбата вакантных мест в армии пока нет. Ты за ним присматривай получше… Это тебе тоже новая забота. Я, было, пока не хотел Перова брать, да 31-й госпиталь без начальника уже две недели стоит… Скоро и комиссара вашего заменят. Как только заместителя найдут… Его в Москву в военную академию преподавать отзывают.

Сняли, видно, с него опалу, как, впрочем, и со многих других. Ничего не поделаешь, умные-то люди нужны, – закончил свои наставления начсанарм.

Алешкин не очень обрадовался последним сведениям. Особенно его огорчал уход комиссара медсанбата Подгурского, с которым он за последнее время сдружился.

– Ну, хорошо, наговорились мы достаточно, – заметил Скляров. – Сейчас пойдем обедать в столовую, затем ты побеседуешь с Брюлиным и Берлингом, а к 16:30 придешь ко мне, и мы отправимся к члену Военного совета армии.

Обедали все вместе. Николай Васильевич, Шура и Борис. Шура достала для Алешкина, как для командировочного, талоны на обед. И Борис впервые за много месяцев обедал в настоящей столовой из тарелок, на столах, покрытых клеенкой, с полным набором столового прибора и даже бумажными салфетками. Однако, сами кушанья, хоть и приготовленные с некоторой претензией на ресторанные блюда, и по вкусу, и по объему были куда хуже тех, которые готовил для командиров повар медсанбата.

В столовой они встретили Брюлина и Берлинга. После обеда те утащили Бориса к себе. Их землянка была невелика, но достаточно чиста и удобна. В течение двух часов, которые Алешкин провел у них, ни о каких делах они не говорили, а болтали о разных разностях. Между прочим, Брюлин рассказал Борису, что их «толстый медвежонок» (так он назвал Склярова) недавно обзавелся семьей, заимел молодую жену Шурочку.

– Ты ее видел уже, какая-то мода, что ли, пошла, все стали здесь женами обзаводиться, – заметил Берлинг.

Борис при этих словах покраснел, но его собеседники этого не заметили. Берлинг собирался рассказать еще какую-то сплетню, циркулирующую в штабе армии, да заметил предостерегающий жест Брюлина и замолчал. Борис понял, что простодушный профессор сболтнул немного лишнего. И рассказал ему то, что по его служебному положению знать не полагалось. Сделав вид, что он не заметил возникшей неловкости, Борис взглянул на часы и, сказав, что он опаздывает, распрощался с обоими приятелями и пригласил их в медсанбат. Когда Алешкин подходил к землянке Склярова, тот, уже одетый в шинель, затянутый ремнем, стоял у ее входа. Завидев Бориса, он сказал:

– Вот хорошо, а то я уже собирался за тобой кого-нибудь послать. Звонил Тынчеров, просил побыстрее прийти, так как он выезжает в штаб фронта. Пойдем к машине.

Через несколько минут Алешкин в машине начсанарма, черной, видавшей виды «Эмке», ехал в штаб армии, за ними следовала его «санитарка». Вскоре они входили в землянку члена военного совета 8-й армии, бригадного комиссара Тынчерова.

Тот принял их очень любезно. Стоя выслушал их рапорты. Задал Алешкину несколько ничего не значащих вопросов и, пообещав вскоре навестить его дивизию, потребовал наведения в ней образцового санитарного порядка. Говорил он с акцентом, немного коверкая русские слова.

Прием длился минут пять, после чего Борис был отпущен и получил разрешение от Тынчерова и начсанарма следовать в свою дивизию.

Он вышел из землянки члена Военного совета армии и глубоко вздохнул. Штаб армии располагался в небольшом сосновом лесу. Стоял чудесный мартовский вечер. На фоне розовеющего заката четко вырисовывались силуэты молодых сосенок, где-то вдали изредка еле слышно погромыхивало – там фронт, а здесь была такая тишина, что, кажется, никакой и войны-то не было.

Алешкин задумчиво шагал к шлагбауму, отделявшему въезд на территорию штаба армии от дороги, около которой стояла его машина. Думал о превратностях своей судьбы. Если бы кто-нибудь год тому назад сказал ему, что он, бросив где-то за несколько тысяч верст свою семью, будет вот так скитаться по ленинградским лесам и перелескам, что к этому времени он, врач без году неделя, вдруг станет сравнительно большим медицинским начальником (шутка ли, начальником санитарной службы целой дивизии), он бы никогда этому не поверил.

Однако все это уже произошло.

Теперь ему оставалось только одно – напрячь все свои силы, проявить все свои способности, чтобы и из этого нового испытания выйти с честью. Не посрамить фамилии Алешкиных.

Так в раздумье он подошел к своей машине.

Поздней ночью вернулись Алешкин и Бубнов в расположение медсанбата. Дорогой им пришлось несколько раз отстаиваться в ожидании, пока противник прекратит очередной артналет.

У фашистов была довольно примитивная и до удивительности стереотипная тактика. Каждый вечер, помимо обыкновенной дуэли с нашими артиллеристами, или обстрелом переднего края и ближайших его тылов, они производили артналеты по определенным площадям в пределах армейского и дивизионного тыла, охватывая ими часть дорог и окружающих лесов. Эти квадраты ежедневно менялись, причем смена их производилась в строго определенной последовательности. И что самое главное – за пределами определенной для поражения площади было совсем безопасно.

Так произошло и в этот раз. Завидев несколько первых разрывов впереди, примерно в полукилометре по пути их следования, шофер Бубнов остановил машину и сказал:

– Ну, товарищ начсандив, придется нам немного позагорать. Пока фрицы свою норму снарядов не израсходуют, дальше ехать нельзя, а здесь нам безопасно. По-видимому, они сегодня вон тот район около Путилова будут обрабатывать. Я съеду чуть-чуть в сторонку, вон к тем елочкам, там колея видна, так что не провалимся. Посидим, покурим, пока эта заваруха кончится.

– Но там же, куда ты показал, хлебозавод стоит, – встревоженно заметил Борис, – значит, его накроют?!

– Вряд ли, немцы стреляют в определенном порядке, вчера обрабатывали район немного южнее дороги, сегодня передвинулись к северу, наверно, еще вчера наш хлебозавод передислоцировался на другое место.

– Эдак и нашему медсанбату придется с насиженного места уходить?

– Да нет, нам вряд ли придется, вы ведь слышали, что тяжелые немецкие снаряды все время через нас перелетают. Значит, они считают, что этот район обстреливать нечего, что он пуст. Конечно, если «рама» нас обнаружит, ну, тогда… Все может быть. Или если они квадраты поменяют, или какой-нибудь их артиллерист в расчетах ошибется, тогда и по нам могут ударить. Но у немцев таких ошибок не бывает, уж больно они аккуратны.