Станислав Смагин - Горько-своевременные мысли. Что будет с Россией?

Это вовсе не значит, что мы должны вернуться к капитализму столетней давности: в одну воду, как известно, нельзя – да и не нужно! – входить дважды. Постиндустриальный опыт развитых стран предлагает достаточно мощные рычаги, для того чтобы сбалансировать интересы личности и общества. Частная собственность – жупел ортодоксальных марксистов – как известно, происходит от слова “часть”.

Не за роспуск совхозов и колхозов, а за создание многоукладной экономики голосовал российский съезд. И признаться, в тот вечер, слушая официальные слова теледиктора из программы “Время”, я ощутил зависть к моим коллегам из парламента России. Они смогли сделать то, чего не смогли и не успели мы, депутаты союзного парламента.

Конечно, легализовав частную собственность (и ударив этим по “теневой” экономике и всевластию партийно-хозяйственной и криминальной мафии!), мы должны принять ряд законов, которые не позволят обществу скатиться к состоянию “первобытного” капитализма. Защитить стариков и неимущих, инвалидов и детей, защитить землю от скупки, общество от “номенклатурного капитала”, ныне усердно отмываемого в разного рода “совместных предприятиях”, созданных на деньги партийной кассы распадающейся КПСС, – все это еще только предстоит. И ни в коем случае не должны мы слепо копировать то, что скопировать нельзя. Я имею в виду то, что, учась у Европы, не должны мы слепо заимствовать те особенности, которые присущи лишь Западу.

На Западе процент индивидуальной собственности в многоукладной экономике всегда будет больше, чем в России. Да, для русских коллективная собственность и на средства производства, и на землю – национальная традиция. Поэтому, когда сталинские колхозы и совхозы будут распущены, многие крестьяне уйдут не в фермерство, а, скорее всего, сами объединятся в артели и колхозы, но только на долевом принципе, с правом на свою часть коллективного продукта, с правом на пай.

Так и Путиловский завод, конечно, не перейдет в частные руки, но станет акционерным предприятием, и непременно с участием не одних только рабочих и инженеров этого завода. Чтобы интересы общества и работников были уравновешены, держателями акций должны стать и банки, и Советы. Мы еще научимся обуздывать коллективный эгоизм, научимся создавать такие народные предприятия, которые смогут соревноваться и друг с другом, и с индивидуальным капиталом, и с Западом.

Думаю, что именно народные предприятия, предприятия акционерные и кооперативные более всего окажутся пригодны для России. Ведь и большевики в 1917 году недаром сыграли как раз на коллективистских тенденциях россиянина. Мы, россияне, никогда не станем англичанами или немцами. Как православие не похоже на католицизм или протестантизм, так и народная душа никогда не будет удовлетворена простым заимствованием чужого уклада. Лучшее – приживется, несвойственное – отомрет».

Замечательные слова, едва ли не под всеми ними можно подписаться и спустя почти тридцать лет. Но они будут неполными без еще одной цитаты из книги многолетнего наставника и руководителя нынешнего президента: «В “реальном” социализме воплотились худшие черты многих общественных формаций – и обезличенность первобытного, стадного коммунизма, и тотальность имперского рабства, и неофеодальное барство, и черты “дикого” капитализма XIX века». А ведь в итоге меньше чем через год после выхода «Хождения во власть» именно собчаковская плеяда начала ударными темпами ваять систему, воплотившую «худшие черты многих общественных формаций», причем в самом гротескном виде. От капитализма была взята та его запредельно уродливая форма, о которой британский писатель Йен Бэнкс устами одного из своих героев говорил: «Русские создали свой вариант капитализма по образцу тех картин западной жизни, которые рисовала советская пропаганда. Им внушали, что Запад – это разгул преступности, поголовная коррупция, неприкрытая страсть к наживе, многомиллионный бесправный класс голодающих и кучка злобных, алчных мошенников-капиталистов, попирающих закон. Конечно, даже в самые трудные времена Запад и отдаленно не напоминал такую картину, но русские построили у себя именно этот вариант».

Из феодализма – фактическое, да, кажется, уже и почти юридически закрепленное сословное расслоение с разными правами и обязанностями у разных сословий (точнее, в отличие от классического феодализма, мало того что у низших нет никаких, так и у высших – никаких обязанностей); оттуда же – раздача в качестве «кормлений» государственных постов, коммерческих структур и целых территорий. Из социализма советского образца – бюрократизация, нарастающая с годами управленческая недееспособность, кадровая деградация, зависимость служебного успеха от верности правящей партии, закостенение бюрократии и разрыв ею обратной связи не только с населением, но и с реальностью, политическое и материальное раскармливание национальных окраин будто бы с целью спровоцировать их на центробежные устремления.

Если говорить о нарочитом возведении в квадрат, если не в куб отрицательных черт именно советского строя, действительно обильно накопившихся к середине 1980-х, очень показательным и где-то смешным, а где-то грустным выглядит выпуск сатирического киножурнала «Фитиль» то ли за 1989, то ли за 1990 г. Сюжет таков: в квартиру к роскошно завтракающему партийному деятелю, которого играет Валентин Смирнитский, вламывается толпа граждан, энергично сметающих еду со стола. На возмущенное недоумение хозяина граждане отвечают: «Вы же говорили вчера по телевизору, что надо накормить народ уже завтра? Вот завтра и наступило!» Самое любопытное здесь – это содержание «роскошного завтрака»: бутерброд с красной икрой и, страшное дело, банан. Конечно, и это кинематографическое пиршество советского Лукулла, и возмущения по поводу финского сервелата, который у чиновников якобы всегда в изобилии, и сенсационные расследования о выкупленном маршалом Ахромеевым холодильнике ЗИЛ 1961 года производства вызывают непередаваемые эмоции на фоне некоторых черт жизни не только господ Сечина с Якуниным, госпожи Евгении Васильевой и господина-полковника Захарченко, но и средней руки провинциальных, порой районного масштаба руководителей.

Оглядываясь на тридцать лет назад, в эпоху крушения СССР, приходится с удивлением констатировать: в пестрой и широкой ситуативной коалиции, крушившей державу, а затем правившей бал на первых этапах существования «молодой Российской Федерации», было не так уж и много истовых идейных антикоммунистов и антисоветчиков. Едва ли не больше их было в окружении вроде бы стремившегося к сохранению страны Горбачева, да и статус у них был солиднее. Возьмем хотя бы «архитектора перестройки» Александра Яковлева, тоже, конечно, «побелевшего» не сразу, но к этой самой перестройке подошедшего уже во всеоружии.