Олег Гулько - Мимолетные встречи

Его мысли сейчас были далеки от этой женщины… Я не знал, какой еще совет могу ему дать.

Когда проснулся мой сосед‐француз, я выразил ему восхищение его предпринимательской смелости.

– Я еду в Канаду на все готовое, и всего‐то на несколько дней, – говорил я, – но готовился к этому целых две недели. Не представляю себе, как можно было решиться поехать на организацию своего дела так далеко, и где все устроено совсем по‐другому.

Он объяснил, что после смерти отца, ферма в Альзасе, что досталась ему в наследство, пришла в упадок, и он не хотел заниматься ее восстановлением, – захотел начать все заново, захотел новой жизни…

Теперь восемь месяцев в году он проводит на плантациях ревеня в Канаде, а четыре – на Родине в Нанси. Вот почему он так часто летает по маршруту Париж – Монреаль, и обратно.

«Удивительно, как быстро люди сближаются за совсем небольшое время полета!» – думалось мне, узнавая все больше и больше о жизни моих спутников. Возможно, это является следствием осознания взаимного принятого риска полета, а может быть, просто, следствием позитивного настроя перед дальней дорогой.

В любом случае, стало немного жаль, что уже объявили о начале снижения, и что скоро придется расстаться.

Несмотря на грандиозность воздушной машины, ее крылья не развалились от усталости металла, чем пугал меня мой Миша, горные утки в двигатели не попали, а колеса выдержали соприкосновение с землей, и мы мягко приземлились.

Я рассматривал все вокруг, смотрел на землю континента, на который еще не ступал. Но все вокруг вполне походило на «Старый Свет»: такие же залы аэропорта, такое же движение людей.

Мы вместе дошли до контрольно пропускного пункта, где с нас сняли отпечатки пальцев и отсканировали паспорта, – выход из аэропорта нам был открыт.

Канадца ждала машина с улыбчивой женщиной за рулем, моего соседа из Нанси – большой вездеход с его женой и дочерьми. Мы распрощались, как давние друзья. Я пообещал им выслать фотографии осени в Квебеке.

А меня встречал мой Миша. Мы восторженно оглядели друг друга, и обнялись. Я еще с большей силой почувствовал нашу взаимную привязанность. Мы не встречались уже много лет – не считая встреч на Скайпе; однако, увидеться физически – это не то же самое – что на экране.

Мы сели в машину, и Миша повез меня на встречу с Монреалем. Было пасмурно, и все по сторонам дороги казалось серым и неприглядным. Миша, предпочитавший Канаде Францию, пользовался случаем поворчать на местную действительность:

– Смотри, как здесь все обшарпано…

Стоит заметить, что дорога из аэропорта «Шарль де Голль» у нас в самом деле выглядит поухоженнее.

«А что если и сам Монреаль окажется таким же серым, как его пригороды? – подумал я. – Чем тогда буду заниматься здесь все эти пять дней, помимо встречи с Мишей?»

Но когда мы подъехали ближе к Королевской горе (Mont Royal), и я увидел знакомые мне по фотографиям очертания небоскребов, перспективу на реку Святого Лаврентия, мне стало ясно, что увидеть там будет чтó.

В город Миша повез меня по многопролетному подвесному мосту через реку Святого Лаврентия, откуда разворачивалась панорама на город и на остров, меж двух рукавов реки, где я сразу же увидел силуэт прозрачного сетчатого шара. Память быстро вернула меня к событию далекого прошлого – Всемирной выставке «Экспо‐67 в Монреале». Перед глазами всплыли сюжеты фотографий газет, кадры телерепортажей освещавших большое международное событие времен моей юности – Всемирную выставку Экспо‐67 в Монреале. И этот сетчатый шар – один из символов выставки, также как и её советский павильон в форме трамплина, находились в центре внимания средств массовой информации той ранней брежневской эпохи.

Вглядываясь в силуэты павильонов, я думал о движении пластов времени. То, что в ту эпоху представлялось таким далеким и недоступным, теперь стало совсем простым: купил билет – и лети куда хочешь…если, конечно, позволяют средства, – теперь все только это решает… Мы проехались по Старому Монреалю, а затем по его современной части с кварталами небоскребов.

В шесть вечера уже стемнело, и мы поехали домой. Вся семья была в сборе. Оля мало изменилась. Сын Даниил, которого я не видел со времени их переезда в Канаду, сравнялся ростом с папой. Ему недавно исполнилось двадцать шесть. Он живет отдельно от родителей, неподалеку от них, разделяя квартиру с другим парнем – тоже на инвалидности; оба работают в магазине. Сейчас Даня пришел к родителям по случаю моего приезда. Своей манерой говорить – продуманно, неспеша, в итоге, точно выражая свои мысли – он напомнил мне Мишу на наших курсах французского языка в Москве. Его реплики обращали на себя внимание рассудительностью, не по возрасту житейской мудростью. В общении он был галантен и обходителен.

– Вот бы все парни были такими! – сказал я на радость Оли.

Гемипарезия проявлялась у Даниила прихрамыванием и скованностью одной из рук. Но это не лишало его возможности работать, и выбрать ту работу, что ему нравилась.

Их дочка Лиза – прелестный, веселый ребенок десяти лет, тоже ждала приезда гостя из Парижа – гостя, о существовании которого она хорошо знала, и которому частенько отвечала по телефону, но видела его впервые. Она обняла и поцеловала меня, и мило спросила, не устал ли я с дороги.

Оба – и Даниил, и Лиза – совсем без акцента говорили по‐русски. Ведь общение в домашнем кругу идет на русском. Кроме того, Лиза совмещает учёбу в канадской школе с занятиями в частной русской школе, где она изучает русскую литературу, язык и историю.

Хотя с Даниилом у них шестнадцать лет разницы в возрасте, они резвились, как малые дети.

В их просторной квартире, мне была отведена комната с панорамным видом на весь их монреальский пригород.

Стол был накрыт, и мы сели отмечать Мишин день рождения. Казалось, будто я снова оказался в их деревенском доме под Суздалем.

Оля приготовила исконно русские блюда, не забыв даже про борщ – редкость для меня в Париже. А Миша не забыл про устрицы, ставшие нашим традиционным деликатесом при встречах в Париже. К тому же он хотел, чтобы я отведал именно канадских устриц, и непременно – под канадское белое вино. Мне, конечно, было приятно продегустировать ракушки с «того берега» Атлантики, но главное было в том, что мы снова оказались вместе.

Мы оставались за столом до поздней ночи, что по Парижу значило – до утра. А проснувшись с лучами рассвета, я совсем не почувствовал смены часового пояса – будто проснулся в Париже.

После завтрака Миша повез меня на прогулку к парку «Канада» – месту, посещаемому каждым гостем Монреаля. Мы поднялись на Королевскую гору, откуда разворачивается впечатляющая панорама на город и округу. Зарядившая с утра изморось прекратилась, небо просветилось синевой.