Алексей Болотников - Тесинская пастораль. №6

«Памятник» Миркин на глазах изумлённого Шкалика обращался в свойского человека, не чуждого человеческих слабостей: преферанс, коньяк… Тюфеич, как эхо, вторил его напорам – резонировал. Он тоже испытывал подкожный озноб от захватившей врасплох внезапной мысли, пока коньяк не растворил его.

Из бардачка «Волги» Миркин достал колоду карт. Быстро стасовал и стал подавать карты в руки.

В ближайшие полчаса выяснилось, что они ехали «в Черемховскую ГРП по производственной надобности». Миркин – на вручение наград в честь грядущего праздника Великого Октября, а прихваченный им кадровик, который утром схлопотал нагоняй по вопросу текучести кадров, – на ревизию отдела кадров ГРП… Шкалик же, внезапно появившийся и представленный Миркину как «специалист с опытом», попал в машину лишь по стечению благоприятных обстоятельств. То есть разом решивший своим явлением все утренние разногласия Миркина и кадровика. Спасающий ситуацию «нехватки кадров» самым чудесным образом. И ставший вдруг краеугольным камнем потайного замысла кадровика, сидящего рядом, с трудом сдерживающего мандраж.

Всплыл при подъезде к Свирску еще один повод этой поездки. После третьего «плискания» коньяка Миркин бросил карты на пол-игре… И стал обсуждать с шофером дорогу, уводящую с трассы… Последняя поездка в Москву, встреча с министром Михаилом Ивановичем Щадовым, как выяснялось, прежде всего и спровоцировала надобность сегодняшней поездки для Миркина. Михаил Иванович, государственный человек, министр угольной промышленности СССР, иркутский земляк, вознесшийся по службе в первопрестольную столицу, не мог найти более эффективного способа решить небольшую семейную проблему. Миркин, в подчинении которого работала Черемховская партия, был, как нельзя кстати, командирован в столицу. Не была ли его московская командировка спроворена только лишь с этой целью?

Им предстояло свернуть с трассы в районе Свирска, паромом переплыть на ту сторону Ангары. Где-то далее лежала деревня Каменка и ещё далее – несколько домишек деревушки Бохан. В этих, забытых богом селеньицах, проживали сестра Тамара и родная мама Михаила Ивановича Щадова – Мария Ефимовна.,.

Снова Миркин сдал карты на руки. Но в машине трясло, и игра не клеилась.

Шкалик втянулся в езду, освоился в машине настолько, что уже называл кадровика Петром Тимофеевичем и Миркина Яковом Моисеевичем. Да и у шофера узнал имя собственное – Саша. Дрожь постепенно отпустила.

До Свирска домчали махом. На причале повезло, паром уже готовился к отчаливанию, загрузились и причалили вблизи самой Каменки. Переспросили дорогу на Бохан и покатили дальше почти по бездорожью. Преодолели речку Тарасу…

На дворе стояла поздняя осень, явившаяся с первыми холодами. Иней тянувшихся вдоль трассы линий ЛЭП и окрестных кустарников лесостепи здесь сменился на ярко-сверкающие, словно, бриллианты, куржаки колхозных заборов, кроны одиночных рощиц березняков. Да и те обильно осыпались под натиском полуденного солнца. Марии Ефимовны не оказалось дома – приболела. Матюгнувшись перед соседями матери министра, Миркин угрюмо молчал в машине до самой Каменки. Здесь нашли Тамару Ивановну. Пока Шкалик с Тюфеичем вслед за Сашей обивали пороги туалета, согбенно притулившегося к кособокому сараю, Миркин обнял пожилую женщину, радушно улыбаясь, справляясь о здоровье и житье-бытье. Посочувствовал по поводу болезни мамы, вручил столичные подарки. Тамара Ивановна, высокая костистая женщина, с обветренным лицом и по-домашнему тёплыми глазами, настойчиво приглашавшая в дом на обед и свежевыгнанную «кафтановку» и в конечном итоге расстроившаяся, обматерила дары приносящих чинов и обиделась до слез. Но Миркин выдержал все поползновения сестры министра. Откланялся! И покатили они дальше.

Шкалик вспомнил о тёплой общаге. Почему-то – о шахматах. Студенческая жизнь вдруг припомнилась во всей её благости и устроенности. Маячащее будущее всё же томило неизведанной тревогой. Он уже боялся новой внезапности, которая обрушит всю эту череду непреходящего счастья, словно оборвавшийся сон.

В ГРП Миркина ждали. Предупреждённые звонком из экспедиции, начальники ГРП, подглядывая в окно конторы, накрыли стол в кабинете Храмцова. Готовили торжественное собрание в актовом зале.

Завидев «Волгу», Юрий Михайлович сам выскочил навстречу Миркину. С широченной улыбкой, в неподдельном благодушии крепко пожимал руки всем приехавшим. Пожал и Шкалику и вопросительно посмотрел на Петра Тимофеевича…

– Это ваш новый геолог, Евгений Борисович, – представил кадровик свою протекцию.

– Очень-очень… ждали, – отозвался Храмцов, – будем рады сотрудничать.

Обнаружив в кабинете полный ажур в виде накрытого стола, Миркин деланно удивился. Однако тут же принялся ругать Храмцова по накопившимся бесконечным поводам. Храмцов, краснея и теряясь в присутствии подчиненных, не менее благодушно помахивал головой в ответ на все нападки шефа…

Сегодня рабочий день в ГРП срывался: специалисты, наслышанные о приезде высокого начальства, только и говорили о событии, иные пытались проникнуть в контору из любопытства, но торс завхоза Зверьковской, предупреждённой Храмцовым о возможном посягательстве на персону шефа, не позволял никому достичь результата.

Специалисты камеральной группы, геологи отделов и прочие обитатели конторы не высовывались из своих кабинетов. Однако и здесь в ожидании собрания работа не клеилась.

После собрание Шкалик оказался в числе приглашённых в кабинет Храмцова, где его изрядно накормили, пытались выспросить биографические нюансы, общались накоротке… В конечном итоге забыли, как о таковом.

Окончив командировочную обузу, Миркин с кадровиком сели в «Волгу» и отчалили, позабыв попрощаться со Шкаликом. Специалисты вскоре разошлись по домам. Оставшиеся в тесной компании, за изрядно объеденным столом в кабинете Храмцова, продолжали обсуждать визит высокого начальства.

Шкалик вышел во двор, поискал туалет. Случайно забрёл в дробильный цех… Познакомился со Светой Старцевой, дробильщицей, быстро обвыкся здесь и – попросился переночевать на её топчане, в тёплом углу. Света не возражала. Разговорившись с нескладной «золушкой», несмело поднимающей глаза, измученной рутинной и пыльной работой, да и нелепо складывающейся жизнью, Шкалик словохотливо рассказал ей о поисках своего отца и министровой матери.

– Чо ж он не заберет её в Москву? – Света задала Шкалику его собственный вопрос, висевший на его языке ещё с Каменки. Отвечать было нечего. Светка заторопилась домой, в садик за дочкой.

Весь последующий день Шкалик оформлялся в отделе кадров, знакомился с геологами, с рабочим местом и своими должностными обязанностями. Его приняли участковым геологом. Изначально кадровичка Волчкова замялась, рассматривая справку из политеха и трудовую книжку. Сходила к Храмцову, затем в бухгалтерию. Геолог Шкаратин оказался без опыта и более того – без законченного вузовского образования. Правда, справка поясняла, что он, «окончил четыре курса ИПИ по специальности «поиски и разведка месторождений». И «может занимать должности младшего геологического персонала», наравне с выпускниками геологических техникумов. А комментарии Петра Тимофеевича, подготовившего Волчкову к этим неожиданностям, убедили Храмцова и бухгалтера Татаринову «о полном соответствии, но с минимальным окладом в вилке». Но более всего её беспокоил вкрадчивый намек вышестоящего начальника, отлитый в странную фразу: «за этого геолога я постою…». Всех нюансов переговоров Шкалик не слышал и назначенную ставку принял как дар божий.