Валерий Сабитов - В паутине заблуждений. Книга о небе, земле и людях на земле и небе

Метафоры-то можно применять любые, но тут надо понимать, что душа – это не научное понятие. Как ученые мы про нее ничего сказать не можем. Я лично ни на минуту не сомневаюсь, что душа существует. Просто разговоры об этом – не из области науки. Это как задаться целью взвесить все звуки, которые звучат в 40-й симфонии Моцарта – с точки зрения науки это совершенно бессмысленно, глупо и нецелесообразно.

Но многие фундаментальные ученые в процессе жизни приходят к пониманию божественной природы бытия.

Это правда, и я много таких людей лично знала и знаю. Очень крупные ученые или чувствовали с самого начала, или со временем приходили к выводу, что без Творца не обошлось. Многие из тех, кто занимаются мозгом, физикой, астрономией – казалось бы, предельно материальными вещами – делают совершенно парадоксальные для ученых выводы. Та же Наталья Петровна Бехтерева, с которой мне повезло быть хорошо знакомой, была верующим и воцерковленным человеком.

Другие ученые утверждают, что никакой бог им не нужен для постижения и объяснения того, как этот мир устроен. Но ведь мы на самом деле не знаем, как он устроен, и вряд ли вообще когда-нибудь приблизимся к этому пониманию. Изучая мозг, мы сталкиваемся с процессами такой красоты и сложности, что это вызывает благоговение». (Lenta.ru, 15.01.2016).

Нейрофизиолог Джон Эклс (1903—1997), нобелевский лауреат 1963 г. по нейрофизиологии, тоже утверждал, что мозг – лишь рецептор, с помощью которого душа воспринимает мир.

О, сколько заблуждений стянулось вокруг проблемы души! Её пытаются материализовать, связать с некими центральными полевыми структурами. Она и мультисолитон, распадающийся в момент смерти. И страдающая информационно-волновая структура. И какое-то поле в темной материи. Авторы фэнтези и хоррора – те вовсе не знают границ фантазии. Проблема в том, что все они считают Дух и духовность материальными явлениями; вещественными или полевыми – неважно. А если так, то почему бы не попытаться душу зарегистрировать? Хотя бы взвесить!

И появляются сообщения, в которых серьёзно утверждается, что ученые измерили наконец душу. Одни доказали, что после биологической смерти тело любого человека становится легче в среднем на 21 грамм. Другие ученые зафиксировали изменения в падении веса в пределах от 3 до 7 грамм. И предположили – это вес того, что переходит в вечность.

Первый «научный» эксперимент по взвешиванию душ состоялся в 1907 году. Американский врач Дункан МакДугалл взялся определить массу «того неизвестного, что называется душой». Цель опыта: «поймать» колебание массы человека в «мгновение, когда жизнь его оставляет». Измерения МакДугалла показали, что «душа весит пять с половиной золотников», то есть двадцать два и четыре десятых грамма.

Позднее исследователи уточняли данные. Доктор наук Эугенюс Кугис из института полупроводников АН Литвы установил: в момент смерти человек теряет от трех до семи грамм. Это и есть вес души!

А во сне человек становится легче на четыре-шесть граммов, оказывается. А вот Веды и Упанишады – не РенТВ – говорят нам: есть материя (вещество) грубая и материя тонкая, плюс самые разные энергии (поля). И тело человека – не исключение. И тело не одно, а их целых семь: физическое, эфирное, астральное, ментальное, каузальное (кармическое), буддхическое и атмическое. Из них астральное и соответствует тому, что исследователи принимают за душу. Именно с его помощью возможно посещение иных миров. И Восток сегодня путается в затруднениях, принимая то или иное тело за душу или дух. В этих определениях столько всего перемешалось! Без четкого определения понятий Дух и Духовность из паутины заблуждений не выбраться. Логика наших размышлений на этих страницах подчинена именно этой задаче.

Следующий эпизод из собственной биографии я включил в роман «Империя-Амаравелла». Привожу его без изменений:

«Ясельная картинка впечаталась в память так крепко, что сохранилась и после деформации психики.

Подо мной – коричнево-черные доски рассохшегося пола. Сквозь щели снизу струится сырой холод. Они приносит запах тления, пропитавший почву под бараком. Мое обоняние радуется, потому что знаю, – конец близок. Чтобы его ускорить, ползу по древнему шершавому дереву. В этом мире нет сил, способных спасти от ясельного воздушного концентрата, в котором собраны возбудители всех болезней человека.

Хорошо помню свое раздвоение в те минуты. Да, меня стало двое. Один я ползу, царапая колени и напряженно всматриваясь в щели между досками пола. Где-то там обитает чужой недобрый Некто. Я не знаю его имени. Тело мое ничтожно, но как трудно его передвигать! Второй я прозрачным перламутровым облачком застыл под беленым известью потолком и наблюдаю за собой первым. Сверху смотрю спокойно и невозмутимо, сюда страдания не дотягиваются. Вторая моя сущность понимает: от зла болезни, которая проникла в тело первой сущности, нет спасения.

Служительницы-нянечки не заметили… Чтобы увидеть скрытое зло, требуется доброта. Надо быть очень добрым. Хотеть быть… Они не хотели.

В городской больнице отцу заявили:

– Мы ничего не можем. Острая пневмония. Оба легких… Сопутствующие осложнения… Момент упущен. Он обречен, забирайте сына. Лучше, если он умрет дома. Если донесете…

Врачеватели признали свое бессилие. А еще они не хотели дополнительного минуса в отчетности, их без меня хватало.

Отец смирился. Он нес меня и думал, что скажет моей маме. Я у нее первый и пока единственный. Возможно, она молилась. Она всегда знала, кому молиться. И дальнейшее произошло по ее молитве, а не по моему скрытому желанию.

На одном из перекрестков отца остановила незнакомая женщина. И спросила:

– Что в руках твоих, человек?

У него хватило слов объяснить ситуацию. И она сказала:

– Мне известно… Потому я здесь. Передай его мне. Не расстраивай мать его. Вы бессильны, ведь так? Я верну вам сына через три дня. Живым и здоровым.

Я не видел ни рук, ни глаз той женщины. Растерянный отец не узнал о ней ничего. Она принесла меня через три дня и исчезла.

Жизнь продолжилась. Дома царил добрый и многосложный, цветной аромат. Но иногда я ощущал присутствие в нем запаха холодного, перечного. Все-таки дом стоит на улице Северной, тянущейся к восточной границе Империи. И зимы тут круто замешаны снегами да морозами. Так я тогда понимал.

Некто, притаившийся в подполье ясель, забылся».

Они забыли Восток, который давненько уже провел четкую грань между мирами духовным и материальным. Забытое и отвергнутое… Без возвращения к ним стрела истории не взлетит в желанное заоблачье, а упадёт болото самообмана и последующего отчаяния.