Владимир Арлюк-Шапиро - Взгляд с балкона

Мы пошли к начальнику мастерской, технологу с большим стажем. Начальник порылся у себя в столе и достал небольшой кусочек белого пористого материала. «Я думаю, что это то, что вам нужно», – произнес он тихо, но уверенно. И шеф сказал мне: «Клей на это твой уникальный образец, товарищ знает, что говорит». «А что это?» – спросил я. «Кость сайгака» – ответил начальник. Так в «Журнале экспериментальной и теоретической физики» появилась статья, в которой впервые в мире сообщалось о применении в качестве подложки кости дикого животного – сайгака.

Лаборатория, в которой я имел счастье трудиться, называлась ЛФСМ, что расшифровывалось как лаборатория физических свойств материалов. Однажды, где-то в конце 70-х, в лаборатории появился новый сотрудник, и он решил, что человеческий мозг тоже материал, и его физические свойства, магнитные в частности, также подлежат исследованию. Магнитные поля головного мозга очень слабые, и для того, чтобы их отделить от внешних шумов, нужна серьёзная экранировка. А кроме этого, должна быть соблюдена «магнитная гигиена», заключающаяся в том, чтобы поблизости исследования не было никакого железа. И это в нашем институте – нонсенс!

И тут же появилась идея – построить деревянный немагнитный домик рядом с территорией института. Идею поддержал сам директор Анатолий Петрович Александров, по-видимому, вспомнил, как когда-то размагничивал корабли. Поддержать то поддержал, но денег практически не выделил. Пришлось строить домик методом «народной» стройки. Ресурсов хватило только на то, чтобы оплатить услуги одного плотника, умельца-профессионала. Все сотрудники лаборатории под его руководством посменно трудились в течение нескольких месяцев на стройке. Нас на это время освободили даже от работ на овощной базе. Кроме навыка слесарных работ, полученных за годы работы физиком-экспериментатором, работая подмастерьем плотника, я постепенно набирался опыта и в этой профессии.

Поначалу предполагалось, что дом будет построен на основе деревенского строительства без единого гвоздя. Однако позже выяснилось, что без гвоздей всё-таки не обойтись. Тогда заказали медные гвозди. Какое-то время мы учились забивать в дерево эти довольно длинные гвозди. На банкете по поводу окончания строительства наш самый умелый экспериментатор Дима дарил на память присутствующим копию медного гвоздя – гвоздь, отлитый из резины.

Дом получился красивый и удобный с большим экспериментальным залом на первом этаже и конференц-залом на втором. В этом зале проводились научные семинары, на которые можно было попасть, минуя строгую пропускную систему, так как домик находился за забором института. Там же в 1990 году отметили мое 50-летие. Были мои друзья из нашей и других лабораторий и моё семейство в полном составе – жена Рая и двое сыновей: Алёша и Женя. Праздник прошел на славу.

Теперь я вернусь к книге Стивена Вайнберга. В первых главах речь идет о вере в создание окончательной теории, «которая подразумевает набор математических правил, которые при совершенной общности принципов с совершенной точностью описывают поведение физической Вселенной». Верой в то, что человеческий разум может создать окончательную теорию, описывающую нашу и все остальные вселенные, проникнута книга Вайнберга. Хотя и у него есть некоторые сомнения: «Возможно, что окончательная теория, т. е. простой набор принципов, из которых вытекают все объяснения, действительно существует, но мы никогда не сможем узнать, что это такое. Например, вполне может быть так, что люди просто недостаточно разумны, чтобы открыть или понять окончательную теорию. Вполне можно натренировать собаку выполнять разные умные вещи, но думаю, никому не удастся научить собаку использовать квантовую механику для расчета уровней энергии атома».

В книге еще затронуты четыре общечеловеческие темы, на которые я позволю себе порассуждать: об опасности ядерной войны и самоуничтожении человечества, о роли религии, о Боге, об израильском обществе.

Не могу не согласиться с мнением Вайнберга по поводу того, что наличие десятков тысяч единиц ядерного оружия представляют собой не мощь, а угрозу безопасности любой ядерной державы. Пока такое оружие существует, технические аварии и политические ошибки могут в два счета обернуться масштабной ядерной катастрофой. Мной опубликована большая статья в американском интернет-журнале на русском языке «Прозреет ли человечество? После атомной войны…» (Журнал «Чайка», опубликовано 19 января 2020 г.). Этот же вопрос рассматривается и в книге «Мораль и бомба» (Москва, УРСС, 2007).

Сегодня мне представляется приоритетной задачей запрещение разработки и использования тактического ядерного оружия – артиллерийских снарядов, мин и т. п. У военных велик соблазн использовать такое оружие в локальных войнах. Но лиха беда начало! И второе – потенциальное использование ядерного оружия не только неадекватными диктаторскими режимами, но и вполне солидными государственными деятелями в чрезвычайных обстоятельствах. Такое уже случалось в современной истории. Результат любого ядерного конфликта может быть только один – гибель человечества.

Для Вайнберга характерно полное неприятие любых религиозных верований. Я могу согласиться с тем, что религия есть средство подчинения народных масс правящей верхушке. Однако не все так просто. Долгое время я жил в доме, рядом с которым находилась действующая православная церковь. Из кухонного окна я подростком наблюдал крестный ход. Наверное, это было красивое зрелище. Помню массовое шествие со свечами и хоругвями. Но у меня эта картина вызывала отторжение. Во-первых, я, как и все советские дети, воспитывался антирелигиозной пропагандой, а во-вторых, мне уже сообщили во дворе, что евреи распяли Христа, поэтому я не должен приближаться к православному храму.

В августе 1991 года я был на митинге на Краснопресненской набережной по случаю победы над ГКЧП. К трибуне, на которой стоял Ельцин и его соратники, стекались пестрые ликующие колонны, и в основном под православными стягами. Я почувствовал тогда себя на этом празднике лишним.

Когда я приехал в Израиль, то попал в религиозный ульпан, в котором, кроме изучения иврита, учеников приобщали к основам иудаизма. Еврейская религия не вызывала у меня отрицательной реакции, хотя мои родители не были религиозными. Сказывалось, наверное, то, что мои предки с обеих сторон были правоверными евреями.