Майя Гельфанд - Субботние беседы. Истории о людях, которые делают жизнь интереснее

– Эти люди, с которым вы работаете, прожили страшный двадцатый век. Может быть, самый страшный в истории человечества. Чему вы у них учитесь?

– Я учусь видеть в них себя, мне интересно, что будет со мной. Я вижу, что каждый день – это подарок. А еще я учусь у них свободе. Я учусь не играть в те игры, которые навязываются мне извне. А вообще-то я работаю с разными людьми. И с теми, кто прошел через концлагеря, и с создателями космических проектов, и с бывшими мясниками.

– И вы чувствуете разницу?

– Разница потрясающая. Люди менее успешные в жизни – они более благодарные, нежели те, кто поднялись очень высоко по жизненной лестнице. «Принеси-подай-поди вон!» – это, конечно, больше относится к тем, кто был очень успешен в своей прошлой жизни. Они более целеустремленные, сконцентрированные на своей работе. Они понимают, чего они хотят и приходят на кружок, чтобы я им это дал. А те ребята, попроще, они более теплые. Они могут прижаться ко мне щекой, обнять. Это очень трогательно.

– А вы всех помните? Их имена, истории?

– Я не понимаю вопрос. Ну как я могу их не знать? Ну, конечно, я их помню. Я помню всех людей, которые ушли. Причем иногда люди перестают ко мне ходить, а потом через какое-то время возвращаются. Я в какой-то момент понял, что я для них важнее, чем они для меня. Это люди, у которых есть цель – сделать проект. Мне с ними комфортнее, понятнее, чем с детьми, например. Потому что дети могут поменять решение, им может наскучить. А они люди усидчивые. Они работают до конца.

– А что они пытаются выразить в своих работах? Они вспоминают концлагеря или войны, или потери?

– Люди возвращаются в детство, в родителей своих. В игрушки, в которые они не доиграли, в бантики, которые не довязали. Домашние животные, которые у них были в довоенной Польше, дом, в котором они жили когда-то, старое еврейское местечко. Это и держит людей. Они проигрывают заново свое детство. У них даже Ван Гог похож на давно умершего деда.

– А бывало такое, что вы видели, что у человека настоящий большой талант, и если бы жизнь сложилась по-другому, он мог бы стать скульптором или художником?

– Ну практически все это поколение – люди с нереализованными возможностями. Они всю жизнь занимались чем-то: кто на складе работал, кто водителем был. А сейчас они становятся художниками. Эти люди – это живая история, и вот она, под моими руками. Один товарищ у меня из списка Шиндлера, другие пережили Хрустальную ночь. Это счастье, что они еще не ушли, что можно поймать время за хвост и увидеть их, поговорить, потрогать. Потому что для них это было вчера. Это страшно интересно наблюдать за тем, как история ткет судьбы людей из пустяков. У меня был один человек, которому в Аушвице, когда выбивали номер на руке, одну цифру не добили. И когда его отправляли в печку, то два нациста ошиблись. Они оба написали неправильную цифру, и его отправили обратно в барак, доживать. И так он дожил до конца войны.

– Я недавно написала роман, где одна из героинь – вот такая «девушка», как вы говорите, которая вспоминает свою жизнь. И в работе я использовала многие материалы, в том числе и вашу книгу. То есть вы делаете большое дело, вы историю не только ощущаете руками, но еще и сохраняете.

– Да. Но мне интересны не те ужасы, которые они пережили. Мне интересны их судьбы. Как они смогли выжить, где брали силы для того, чтобы восстановиться из пепла, как им удалось состояться после все, что они прошли.

– И где они брали на это силы?

– В желании выжить любой ценой. Я чувствую этих людей, я ощущаю их, я свидетель их историй. Эти люди остаются у меня в голове и в душе.

– Я знаю, что у вас с вашими родителями были сложные отношения. Вы даже написали книгу о том, как общаться с пожилыми родителями.

– Мы с мамой были очень похожи. Поэтому была любовь очень большая, но и конфликты тоже. Как только я начал выбиваться из ее колеи, начались проблемы. Я хотел самостоятельности, а маме было нужно заботиться обо мне. Это было очень сложно. Когда начинает зарождаться индивидуальность, и она сильная, яркая, нестандартная, то очень сложно ее принять. За самостоятельность нужно платить, и ценой стало расставание с мамой. Но в конце концов, когда мне удалось перерезать эту пуповину, мы с мамой наладили отношения.

– А на пороге смерти чувства обостряются?

– Чувства не оставляют человека до смерти. Чувства все сохраняются до конца, совсем до самого конца.

– А любовные истории в таком возрасте случаются?

– Да сплошь и рядом. И драмы случаются. Ну вот, например, история, которая произошла на моих глазах. Он – успешный, известный, очень богатый человек. А она – женщина простая, женщина-тепло, и он у нее не первый, она уже похоронила нескольких. Они познакомились на моем кружке. Несколько лет назад у него была операция, и она попросила меня помочь вылепить его бюст. В общем, мы лепили этот бюст и все было очень трогательно. Но в какой-то момент вмешались дети, видимо, испугались за наследство. И тогда он положил ключ на стол и сказал ей: «Больше не приходи». Они поссорились, и оба перестали ко мне ходить. А потом я встретил ее в коридоре и начал уговаривать вернуться. Она отказывалась, говорила: «Я не хочу его видеть». А я ей объяснял, что он уже еле живой, он уже давно ко мне на уроки не ходит. В общем, она пришла. И в тот же день вижу – он ползет. Короче, я их как-то рассадил, только чтобы они не вместе были. А потом, через какое-то время, я вижу, что она опять рядом с ним сидит: «Я не хочу менять место! Я вот здесь сидела и буду сидеть!». А он сидит рядом с ней. Оба молчат, работают, сидят вместе. Друг на друга не смотрят. Он выпиливает голую женщину, а она – женщину одетую.

– Потрясающе! А можно сказать, что то, что они делают на вашем кружке – это последние вещи, которые они оставляют после себя?

– Конечно.

– А что происходит, если они не успевают закончить свою работу?

– Я за них заканчиваю.

С Сашей Галицким мы долго беседовали на самые важные в жизни темы любви и смерти. Пили кофе и ели чизкейк с шоколадной глазурью.

Для начинки:

– 100 гр. сахара

– 120 мл. сливок для взбивания

– 150 гр. горького шоколада

– 2 ст. л. какао-порошка

– 200 гр. сливочного сыра (крем-чиз)

– жареная кокосовая стружка для украшения