Владимир Крючков - Поколение Хэ. Хроника мутного времени

Ожидаемо возникла проблема с публикацией своей «нетленки». В платных ваковских журналах публиковаться Толику не позволяло чувство собственного достоинства – «гусары денег не берут». По старой памяти, его еще бесплатно принимали в парочке серьезных журналов, но терпение и их главных редакторов было на исходе – неумолимо поджимали акционеры. Книги Толик вообще перестал отсылать в официозные издательства. Перешел на бесплатные публикации в Ridero электронных версий и варианты Print-On-Demand. Это, конечно, был несколько преобразованный вариант печати «в стол», но Толика это устраивало – он тоже не сомневался в признании потомков.

Пока Толик возился, устраиваясь поудобнее в найденной нише, вузовская наука буднично, без особого шума, скончалась. Последние дни доживала и наука академическая. Попытки гальванизации их трупов с бодрячески комментируемыми подергиваниями, без сомнения, еще наблюдались, но это больше напоминало старый советский анекдот:

– Петрович дома?

– Петрович еще дома, но венки уже вынесли.

***

Вот с кем Толику никогда не было скучно, так это со студентами. Где-то до 2004 года в высшей школе еще сохранялась общая атмосфера уважения к преподавателю. И это создавало доброжелательную среду, в которой обмен мыслями и мнениями протекал живо, иногда даже весело. Толик заряжался от ребят оптимизмом и положительным настроем на будущее. Ему было интересно делиться с ними теми находками, которые он сделал как во время многочисленных «ходок» в реальный бизнес, так и в ходе выполнения консультативных проектов. В учебниках всего этого не было по причине господства царящего в нашей экономической среде «карго-культа». Поклоняясь ему, большинство преподавателей высшей школы традиционно старается не выходить за прочные и уютные стены университета.

В этой затхлой среде рождаются удивительные феномены «больших ученых», «уважаемых ученых», «крупных ученых», которые заседают в ученых советах, возглавляют научные школы, выступают на пленарных заседаниях международных (благодаря участию парочки коллег из Казахстана или Белоруссии) конференций, не сказав за всю жизнь ни одного лично своего слова и не породив ни одной мысли, благодаря которой их можно было бы хоть чем-то вспомнить. В одном из университетов, где пришлось поработать Толику, даже додумались решением ученых советов присваивать своим (в доску) профессорам звания «основателей научных школ» и выдавать им сертификаты с печатями, удостоверяющие сей поразительный факт. Толик не обольщался тем, что его научные изыскания найдут официальное признание после его смерти и не тешил себя картинами грядущих научных конференций, на которых благодарные потомки поместят его портрет, увенчанный лаврами, над, местами лысым, местами седовласым, президиумом. Он был скромен до мании величия и о Нобелевской премии в области экономики говорил, как о решенном деле. Правда, при этом он надевал маску иронии в сочетании с дурацким колпаком, но уши-то из-под него торчали.

Постепенно он убедился в том, что и студентам его опыт работы в реальном бизнесе, находки неожиданных трактовок избитых истин и обнаружения смысла там, где на его могилке давно колыхалась буйная трава, студентов тоже не интересуют. Новые поколения «взыскующих диплома» деловито оценивали Толика с позиций сложности получения зачета или приемлемой оценки на экзамене и после первой лекции либо терпеливо отсиживали занятия, не выходя из интернета, либо вовсе переставали посещать их. Все попытки Толика как-то заинтересовать их инструментальностью рассматриваемых методов наталкивались на ясное понимание того, что в реальной жизни эта инструментальность «по барабану». Зарплата сотрудников банка или каких-либо агентств практически не зависела от их навыков и способностей. Главное было – попасть в нужную организацию и удачно встроиться в нее. И профессиональные качества для многочисленных «эйчаров» на собеседованиях были далеко не на первом месте.

Поняв это, Толик перестал метать бисер души своей, поскольку, в отличие от своих слушателей, привыкших пользоваться штампами, читал первоисточник, в котором известная всем первая часть фразы о метании бисера перед свиньями имела продолжение – «иначе они обернутся и пожрут вас».

***

СЧД 3. Проект параллельной реальности закончили к Новому году. Теперь высшее руководство было помещено на верхний уровень, а остальные сотрудники аппарата – на нижний. При разработке был учтен опыт Древнего Египта по разделению на Верхнее и Нижнее царства.

Между Верхним и Нижним мирами/уровнями пришлось ввести пропускной пункт ввиду потока желающих проникнуть наверх, минуя конкурс «Лидеры России». Им твердо сказали: – Шалишь! – и строго предупредили – на будущее. Будущее их несколько потускнело, но осталось светлым. Пока. Очередь у социальных лифтов присмирела и затихла в ожидании и предвкушении его гармоний.

В Верхнем мире обитателям фотошопили все морщинки у глаз и складки у губ, чем экономили им немало средств на ботоксе и гиалуроновой кислоте. Да и на золотых нитях тоже было сэкономлено немало золотого запаса страны. Прически отнормировали по установленным образцам – без проплешин и легкомысленных бачков. Преимущественно с целомудренными бритыми черепами и приглаженными шевелюрами, гармонирующими с костюмами в скрытую клетку. Цвета галстуков привели в соответствие с рекомендациями психологов и базовыми цветами интерьеров Старой площади.

В атмосфере Верхнего мира исчезли громкие крики, возмущенные возгласы, срезаемые звуковыми фильтрами и немедленно заменяемые мирным шорохом шин с журчанием фонтанов. Тщательно разработанные варианты «серого шума» с применением мелодий Генделя, Гайдна и Вивальди бесследно поглотили неприятные звуки сирен «скорой помощи», безнадежно взывающей из потока машин. Гул толпы исчез сам.

Профильтрованные каналы Ютуба и соцсети теперь являли собой умиротворяющую картину умиления котиками и детишечками в цветочках с «тетешками» счастливых родителей.

Цветовая гамма Нижнего мира была выдержана в предписанных блеклых тонах с небольшими отступлениями на крупно растрированные изображения тех же детишечек и котиков.

***

Когда, в начале консультативной практики, он начинал работать с «Сибирским беконом», то в первую очередь попросил годовые отчеты за последние пятнадцать лет. В бухгалтерии пожали плечами, но отчеты дали. Толик смахнул с них пыль, прочихался, составил таблицу и распечатал кипу всевозможных графиков взаимозависимости показателей друг от друга. Он был визуалом и табличные данные всегда переводил в графики. Искал же он характеристические кривые, напоминающие милые его сердцу физические и физико-химические закономерности. Химическое прошлое оставило в уме Толика неизгладимый след в виде маловразумительных стороннему уху «координаты реакции» и «каменной осыпи». Графики были гладкими и неинтересными, но Толик упорно листал их в надежде углядеть скрытые закономерности.