Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I

Василий Пашкевич, хотя и не был особенно дружен со своим двоюродным братом, однако, находясь под воздействием того ура-патриотического настроения, которое господствовало в Коммерческом училище, в кругах, окружавших его, остро завидовал Гаврику, уехавшему на фронт. И, может быть, именно под влиянием этого, а может быть, под воздействием патриотической пропаганды одного из своих дядей – Ивана, вместе с одним из одноклассников решил бежать в действующую армию.

Они бросили учение и, имея немного скопленных денег, уехали в Центральную Россию, чтобы поступить в армию.

Со свойственной молодым людям романтичностью, свой побег они обставили таинственными деталями. В частности, свою форменную одежду (ученики коммерческого училища носили специальную форму) они оставили возле колодца того дома, где Вася жил на квартире, пытаясь создать видимость трагической гибели. Но о приготовлениях к побегу знали многие товарищи беглецов и поэтому их тайна быстро раскрылась.

Надо сказать, что в то время среди гимназистов, реалистов, некоторой части студентов и других училищ, таких 14-18-летних патриотов, стремившихся «спасти Россию от германских тевтонов», было немало. Большинство из них – выходцы из помещичьих, дворянских семей интеллигентов, но встречались и дети крестьян.

Как правило, всех таких беглецов полиция задерживала на ближайшей же железнодорожной станции, или, во всяком случае, в пределах губернского города.

Васе и его приятелю «повезло», они сумели-таки добраться до действующей армии, и, так как им уже исполнилось по 18 лет, а по виду, благодаря хорошему росту и крепкому сложению, можно было дать и больше, их зачислили добровольцами и около года они провели в окопах где-то в Галиции, служа рядовыми солдатами. В 1916 году, когда товарища Васи ранили, а он отличился в одном из боев, командование части, установив, что он заканчивал коммерческое училище, направило его в одну из школ прапорщиков.

Ранее мы уже упоминали, когда рассказывали про Якова Матвеевича Алешкина, что в 1916 году нехватка младших офицерских кадров в действующей армии была так велика, что царское правительство готово было делать офицерами не только крестьян, но даже грамотных рабочих.

Поэтому направление в школу, а в последующем и выпуск прапорщиком крестьянского сына Василия Петровича Пашкевича было вполне объяснимо.

Однако сам Василий, побыв год в действующей армии и испытав на собственном опыте тяготы солдатской жизни, быстро смывшие с него весь ложный патриотический угар, толкнувший его на фронт, был уже сыт войной. Направление в школу прапорщиков воспринято им было с удовольствием, во-первых, потому что он получал передышку от окопов, а во-вторых, потому что он понимал – выйдя прапорщиком, он будет уже избавлен от многих трудных, если не сказать непосильных, обязанностей рядового солдата.

Учился он в школе прилежно и при своих хороших способностях окончил ее с отличием.

В начале 1917 года Василий Пашкевич был выпущен из школы и получил назначение в часть. По прибытии в полк в одном из первых же боев, в котором участвовал Василий, немцы применили газы, он вместе с тысячью других получил отравление и был направлен на излечение в госпиталь, размещенный в имении какой-то польской помещицы.

Здесь его и застали сперва Февральская, а затем и Октябрьская революции.

Вскоре начался окончательный распад царской армии и затем и официальная ее демобилизация. Учитывая ранения и тяжелое газовое отравление, прапорщика Пашкевича не взяли добровольцем в организуемую Красную армию. Весной 1918 года он получил возможность вернуться домой.

Молодой польке, хозяйке того имения, где был развернут госпиталь, пришелся по душе юный, красивый и статный российский офицер, и, вероятно, было немало пролито слез при расставании. Ее уговоры остаться с ней на Пашкевича не подействовали: стремление вернуться к семье и увидеть свои родные Приморские сопки, победило. Нагруженный в дорогу различными, главным образом продуктовыми подарками, летом 1918 года Василий приехал в родное Шкотово.

Бегство на фронт Василия нанесло тяжелый удар семье Пашкевичей. Горестно переживала поступок старшего сына Акулина Георгиевна. Она не понимала сущности и необходимости этой войны. Какой-то неизвестный ей «германец» был так далеко от её Шкотово, что она даже представить его себе не могла. Не понимала она и того, как мог ее Вася, такой разумный и толковый мальчик, вдруг, очертя голову, отправиться за тридевять земель, чтобы там неизвестно за что и для чего, может быть, сложить свою молодую голову.

Обижало ее и то, что ведь Васе было отдано всеми членами семьи и прежде всего ею самой все, что было можно, чтобы он получил образование и стал «человеком». Вся семья считала, что выучившись, Василий будет поддержкой, опорой многочисленной семьи, а он вдруг одним ударом все разрушил.

Конечно, как всякая мать, она старалась найти Васе какое-нибудь оправдание, и оно нашлось: братья ее мужа Михаил, Леонтий и в особенности Иван не скрывали своей радости и гордости, когда пришло первое письмо от Василия, извещавшее, что он уже на фронте и участвует в боях. Иван, к великому огорчению и неудовольствию Акулины Георгиевны, прямо возликовал, когда узнал, что племянник сражается за «веру царя и отечество».

Когда же пришло известие о том, что Василий окончил школу прапорщиков и стал офицером, тут уже не только его дядья, но и вся родня поздравляла и Петра Яковлевича, и Акулину Георгиевну с этим большим и радостным событием. Если Петр относился к этим поздравлениям благодушно и даже не преминул по этому случаю устроить очередной запой, то Акулина Георгиевна, хотя и гордилась успехами своего сына, в душе никакой радости от этого не испытывала. Настоящая радость в глазах матери вспыхнула лишь тогда, когда в июне 1918 года в дверях ее скромного дома, неожиданно появился старший, и, что греха таить, любимый сын. Он возмужал, как будто еще вырос, но после тяжелой болезни, вызванной отравлением, а затем не менее трудной длинной дороги, выглядел очень плохо.

Радость от его возвращения была так велика, что с губ матери не сорвалось ни одного слова упрека своему блудному сыну, принесшего своим бегством на фронт всей семье, а ей в особенности такое большое огорчение. Эта радость омрачалась только тем, что сын выглядел очень плохо, и это вызывало по ночам никем не видимые ее слезы.

Однако теперь он был дома, и она надеялась своей заботой и домашними средствами быстро поправить его здоровье. Все его сестренки, еще многого не понимавшие, боготворили своего старшего «самого умного, самого ученого и самого красивого» брата и гордились им. Ведь он вернулся с войны в форме офицера и даже с георгиевской медалью на груди.