Альберт Дин Ричардсон - Секретное задание, война, тюрьма и побег

В штатах Залива живет много урожденных северян. Многие из них являются зажиточными городскими торговцами, иные – плантаторами. Некоторые уехали Север, чтобы оставаться там до тех пор, пока буря не закончится. Часть же из тех, кто остались, своей жестокостью превзошли самого Ирода и даже местных превзошли в своей ревностной службе Сецессии. Их злоба подозрительна, она выходит за рамки дозволенного. Недавно я был в одой смешанной компании, где один человек был явно обижен на смежные рабовладельческие штаты, осуждая их как «подыгрывающих аболиционистам» и называя их «изменниками дела Юга».

– Кто он? – поинтересовался я у стоявшего рядом со мной южанина.

– Он? – последовал возмущенный ответ. – Да он северянин, будь он проклят! Все это он говорит просто, чтоб порисоваться. Что он сделал, чтоб защитить наши права? У него нет рабов, и он вырос не на Юге, и если бы было по-иному, он был бы аболиционистом. Я скорей поверю похитителю негров, чем такому человеку!

В городе было относительно спокойно, но аресты и допросы подозреваемых в аболиционизме случались часто. В общем, я немного тревожился за себя, хотя и не боялся встретиться с теми, кто знал меня в прошлом. Тем не менее, примерно раз в неделю случалось нечто, что заставляло чувствовать себя некомфортно.

Я ежедневно присутствовал на заседании Конвента штата Луизиана, занимая место среди зрителей. Я не мог ничего записывать и целиком полагался на свою память. При передаче корреспонденции я старался как можно лучше заметать свои следы. Перед отъездом из Цинциннати я встретил своего друга, жившего в самом Новом Орлеане, и уговорил его написать для меня одно или два письма, отмеченные датой пребывания в последнем городе. Потом они были скопированы и, в слегка измененном стиле опубликованы. И таким образом расследование показало бы, что автор статьи «The Tribune» написал ее за две-три недели до того, как я прибыл в город, что весьма осложнило бы его разоблачение.

Мои письма, иногда отправляемые по почте, иногда с курьером, отправлялись одновременно примерно в полдюжины банковских и коммерческих фирм Нью-Йорка, которые сразу же отправляли их в «The Tribune». Они были составлены в стиле обычных деловых писем, в них рассматривались вопросы торговой и финансовой политики и содержали чеки для подставных лиц, на поистине королевские суммы. Я, однако, не знал, что количество получателей было значительно больше. И действительно, они были очень похожи на те объемные послания, которые м-р Тутс в дни своего школьного ученичества писал самому себе.

Я использовал такую систему шифрования, согласно которой смысл всех слов, расположенных между определенными отметками, перед публикацией следовало изменить на противоположный. Таким образом, если я описывал кого-то как «патриота и честного человека», поставив эти слова между отметками, он должен был быть представлен как «демагог и негодяй». Все остальное оставалось без изменений. Если абзац начался у самого края листа, он именно так должен был быть напечатан на листе, в точности на том же месте. Но если он располагался ближе к центру листа, это указывало на то, что в нем есть что-то зашифрованное.

Поэтому эти письма, даже если бы они были просмотрены, вряд ли были поняты. Так или иначе, они всегда доходили до редакции. Я никогда не хранил в своей комнате и не носил при себе никаких бумаг, которые дали бы повод в чем-то меня подозревать.

Свои письма я выдерживал в стиле пожилого горожанина, иногда замечая, что за все свои прожитые в Новом Орлеане 14 лет я никогда не видел такого вихря страстей, etc. Рассказывая о разных событиях, я был вынужден очень часто менять имена, места и даты, хотя в целом все факты были изложены абсолютно верно. Мои письма были очень детальными и подробными, ни одно из них не было вскрыто, и по мере приближения окончания моей миссии я уже планировал прибыть на Север раньше, чем письма на страницы газеты.

Лишь два небольших инцидента иллюстрируют сложившееся состояние дел лучше, чем любое капитальное описание. Вскоре после избрания м-ра Линкольна, в Новый Орлеан по делам приехал один филадельфиец. Однажды вечером он находился в приемной одного торговца, и тот спросил его:

– Ну, а теперь, после того, как вы, черные республиканцы, выбрали своего президента, что вы собираетесь делать дальше?

– Увидите, – рассмеявшись ответил гость.

Они просто перешучивались, но стоявший рядом и повернувшийся к ним спиной главный бухгалтер этого торгового дома, был одним из минитменов [25] Минитмены – военизированная сецессионистская организация штата, нечто среднее между добровольческой милицией и армией. Минитмены существовали во многих штатах Конфедерации, они активно участвовали в подготовке войны между Севером и Югом. После начала активных боевых действий они вошли в гвардейские полки штатов и их армии. – Прим. перев. , которые в тот же вечер толпой около пятидесяти человек подстерегли филадельфийца у «St. James Hotel». Они начали с того, что потребовали, чтобы он подтвердил, что он черный республиканец. Тот сразу же понял, что на него глядит «Гидра Сецессии», по сравнению которой вооруженный своим рогом носорог – преприятнейший компаньон, а злобный русский медведь – милый домашний питомец. Кровь отхлынула от его лица, но он спокойно и твердо ответил:

– Я думаю, что у вас нет права задавать мне такие вопросы.

Инквизиторы, занимавшие приличное социальное положение и обладавшие джентльменскими манерами, заявили, что ситуация так накалена, что они имеют полное право задавать вопросы любым незнакомцам, которые вызвали у них подозрения, и что он не оставляет им никакого другого выбора, кроме как признать его аболиционистом и провокатором. В конце концов, тот искренне сообщил им, что он никогда не сочувствовал партии противников рабства и всегда голосовал за демократов. Затем они спросили его, принадлежит ли черным республиканцам дом, на который он работает.

– Джентльмены, – ответил он, – это деловая фирма, а не политическая. Я никогда не слышал никаких политических заявлений ни от одного из ее хозяев. Я не знаю, являются ли они республиканцами, либо демократами.

Он охотно разрешил минитменам осмотреть свой багаж, и они, не найдя в нем ничего особенного, пожелали ему хорошего вечера. Но сразу же после того, как они ушли, в отель ворвалась толпа каких-то головорезов, которым кто-то сказал, что остановившийся в нем аболиционист сейчас в номере. Они страшно шумели, бранились и орали: «Дайте-ка нам его, тащите сюда этого подлеца!»