Юрий Бевзюк - Времён связующая мысль

И вот Михалков Сергей, более всех из русских поэтов (Федора Глинки, разве, тоже пережившего 90-летие, за исключением) одарен долголетием, – пишет гимн и «новой» России: – от «старого» энергичного Гимна отличие ухудшительное разительное! В том разве «сплотила навеки великая Русь» несколько самонадеянно, – в новом… лепет какой-то детский, притом с реальностью в постыдном расхождении… «широкий простор для мечты и для жизни грядущие нам открывают года» – после 25-ти уже не мечтают люди самостоятельные, – маниловы разве; что простора касается – попробуйте оформить на «дачный» участок без дачи на лапу «кадастр»!.. И совсем уж дебильные, сверхлицемерные слова: «одна ты на свете, одна ты такая, хранимая богом родная страна» того же самого автора, – некогда написавшего: «Слава борцам, что за правду вставали, знамя свободы (в том числе и от мракобесия поповского – Ю.Б.) высоко несли, партию нашу они создавали, к цели заветной вели. Долгие, тяжкие (и поповским засильем! – Ю.Б.) годы царизма жил наш народ в кабале. Ленинской правдой заря коммунизма нам засияла во мгле»…

В позапрошлом еще январе, отслушав нынешний гимн чуть светв «модерновом» издевательском, пожалуй, исполнении, – и без того в самом нестерпимом диссонансе мелодии величавой (бывало, лет в 15, заслышав Гимн, даже вставал) дебильно-детским, мракобесным словам текста, – в негодовании сочинил за час снаружи на морозе на сопке, «на дровах», основу своего обращения к России ( с прицелом на текст грядущего гимна, – когда, наконец, выздоровев, страна сбросит все же – сто лет назад отжившего старья – корыстно-лицемерно-бездарных реставраторов); после ряда, понятно, более чем трехлетних поправок, текст окончательный:

Страна громадная, Россия, – / по северам Евразии раскинувшись, – / венчаешь главный материк Земли… / Трудами к жизни вызвала великими / земли лесные, зимами остылые… / Людьми ты сильными заселилась, / что за свободой век от века шли – / в края суровые и дикие…

Народы многие, Россия, ты объединила / порывом страстным к справедливости – / в Союз могучий, путь заступивший злу – в век судный…/Ты их речения, обычаи сохранила – / и языком своим великим наделила…

Невзгоды многие ты испытала, / ты все нашествия покуда сокрушала , – / и в грозные последние века не раз – / ты мир ценой сынов своих народам даровала …

Тобою выстрадано право / и образ жизни здравыйустанавливать… / И, – путь примеромк лучшей жизни пролагая, – / в который раз, себя спасая, – / и человечество спасать…

(Слова « в Союз могучий, путь заступивший злу », – считаю своим высшим достижением в поэзии, – искал аж три дня, – обычно же слова подбираются при импульсе эмоциональном сразу, как бы написанные заранее; «в век судный», продолжив грозное гуденье этих «у», – добавились с год назад, – хотя много раз за почти три года продумывал… … В предпоследней строке сначала заменил сеутре «образ жизни новый» на « верный» – но запашок религии, потом на « честный» – но относится в норме лишь к мужским особям, – и, наконец – «здравый»! 04.01.12…Первую строку закончил 05.01.12)…

Летом того же, 9-го, года, днем, на прогулке, – и о Союзе:

Советского Союза нет? Неверно! / В грозном веке людство к добру он повернyл – / жив потому теперь во всех живущих… / Остались ведь на месте страны, народы те же населяют… / Пускай попробуют свободы – / и вместе вновь объединятся в семье великой мировой, – / объединятся по призваниям… / Русский язык великий скрепой станет, заветы советской эпохи славной, – / вместе с интересами неизменновечыми добрососедства… (последнюю фразу добавил только что окончательно)…

С Александром Фадеевым связь имею… черезстарую (уже в конце 50-х)женщину – Головнину Тамару, с которой будущий над писателями наместник Сталина, – над «инженерами человеческих душ», словами вождя, – в юность свою боевую партизанскую даже спал как-то на одной лежанке (по его собственному в письме объекту безнадежной отроческой влюбленности Асе Колесниковой владивостокской признанию), – ничего больше не было, намекает… Ровесник 20-го века был Фадеев (с 1902), спал когда с (тогда не лишенной миловидности) Тамарой, – было ему, как и ей 20, – трудно удержаться в такие-то года от объятий (разве что очень уж сильно устали, – или уж очень страшненькая) … …Искре, дочери Тамары, было как раз лет 37 в 59-м (как и моей красивой еще матери) … Мне было тогда 19, Искра поглядывала на меня, еще «девственника» тогда, масляными глазками «плотоядненько», – но меня «размагнитить» тогда могла (лишь два с половиною года спустя) только молодая скромная красавица (нежная блондинка полулатышка синеглазая). …Искра же краснолица была, с румянцем тугим на щеках полноватых; энергия в ней ключом била, – казалось, коснись – брызнет, – но дебела, полновата, фигура никакая (у меня и на ликом милых, но полноватых, – при всем желании и уже опыте немалом – «падало», – и никакими стараньями вновь естество мое было не поднять). …А Тамара, с которой раза два на детской турстанции – еще одноэтажная деревянная была на перевале к заливу Амурскому от вокзала, почти впритык к торцу школы 13-й, – в гулянках участвовал: мне она глубокой старухой (в 60) тогда казалась, – многоедливостью от всех отличалась (может, у себя голодала, ела, так сказать, «в запас»), красота там «и не ночевала» (у матери моей следы до 85-ти, как последний раз видел, сохранялись) …Вряд ли у лопоухого хотя, но красавца Саши, на такую грубую связную что-то там «встало» (8.12.2017 …позднее, увидев ее тех лет девичью фотографию, – беру назад! О, время, ну до чего же ты безжалостно!) хотя… далеко не у всех такая избирательность, как у меня (один в армии друг-«политик», парень тоже красивый – и несравненьей меня речистей, – такую страшненькую (но, видно, податливую) облюбовал, – что мне только и оставалось (про себя) удивляться)…

Есть женщины особенно прелестныекаким-то милым сочетаньем мимики лица, игры глаз, – и, главное, голоса звучаньем – в незлобивих высказываньях и хвозмущаюшего… Такою – неподражаемой – из райкома комсомола Валя Ильина в годы далекие 55-57-й, школьные старшеклассные мои, комссекретарские памятно-определяющие, была… Раза-то всего два на тротуаре обочьшоссе Калининской, между райкомом внизу и гастрономом вверху встречалась, и, уважая особо юнца меня, жаловалась голоском тем неподражаемым, такое тем или иным негодование милое высказывая, – что навсегда остались те ее интонации в моей памяти… Ей было лет 20—22, мне – лишь еще только шестнадцать… Она стройненькая была, рост женский нормальный, шатенка, голова маленькая, черты лица островатые, не красавица, – но очень, очень, очень мила… Больше не встретилась такая…