Виктор Александров - Россия! Чудная страна

Изюминка состояла в том, что собственник установил понедельник для посещения пенсионерами, по цене двести пятьдесят рублей, без ограничения продолжительности сеанса (окрестные бани в понедельник не работали). За такое деяние, без сомнения, арендатор загодя погасил все свои земные прегрешения, перед богом и ему обеспечено месту в раю, без дачи взятки стражникам перед вратами богоугодного заведения на небесах.

По понедельникам в бане был полный аншлаг. Быстро организовались устойчивые группировки, которые посещали баню в определенное время.

Их всегда радушно встречала бессменный администратор – тетя Зина, женщина лет шестидесяти с русской душой и внешностью. Её слоган был иногда круче мужского. Она, как царица, восседала в своем кресле при входе в отделения. Ничто не ускользало от её взора. Про всех знала всё и в подробностях. Её характеристики посещающих были сочны и кратки, иногда носили нецензурную окраску. Но ей всё прощалось. Она была вдовой. Имела квартиру и садовый участок, где трудилась в поте лица. Все попытки старцев её «захомутать» отвергались сразу: причиной могла быть алкогольная зависимость или состояние здоровья.

Когда начались проблемы со здоровьем и появилось свободное время, обратилась в религию Иисуса.

Помимо продажи билетов Зина продавала чай за тридцать рублей, воду, соки, веники и банные принадлежности.

Костерила всех: власть, телеведущих, врачей, работников коммунальных служб. Ненавидела мигрантов, но приходилось их терпеть. Всячески ругала ведущих ток-шоу, артистов. Из приемника, который она иногда включала, звучала только русская песня. Когда была в хорошем расположении духа, подпевала, пританцовывая. С зарплатой была не согласна, но работала. К посетителям относилась сообразно своей оценке. На дух не принимала правдоискателей в отношении порядков в бане и болтливых, независимо от пола. На замечания по бане всех отсылала к собственнику. Если это не останавливало, то посылала на три, реже – на четыре буквы (эти слова сразу запоминали все приезжающие из Африки или Латинской Америки и с удовольствием повторяли везде). Баню посещали двое мужчин (один из них – бывший комсомольский вожак местного разлива), у которых краник словохранилища не перекрывался ни в парилке, ни в комнатах отдыха. Она их характеризовала словами из татаро-монгольского фольклора: п-бол или х-плёт. Мне сразу сообщала о том, присутствуют ли болтуны.

Зина презрительно относилась к тем женщинам, которые превращали баню в салон красоты без ограничения продолжительности сеанса.

Я всегда заказывал чай, в который Зина добавляла травы и корки плодов. Она часто угощала своими пирогами. Я агитировал других покупать чай, напитки, чтобы дать ей дополнительный доход.

Банщиком и хозработником был таджик, молодой парень, немногословный, ленивый на уборку помещений, в особенности туалета. Жалобы на него оставались без реакции, в туалете краны и сифоны протекали. Арендатор экономил на обслуге. Был период, когда уборку в мужском отделении делала Зина – бесплатно.

Состав парильщиков сеанса, посещаемого мною, был пестрым. Среди них – профессора, ученые, коммерсанты, бывшие комсомольские и партийные руководители местного розлива, неработающие пенсионеры и любители зеленого змея (проще – алкоголики), временно завязавшие, как они уверяли других.

Движение наводили признанные банные авторитеты. Был «главный смотрящий» по парилке, которому все подчинялись. Он определял время помывки, просушки парной, состав и количество трав или настоек. Его звали Борисом, болгарин, давно работающий в России. С собой он приносил черпак, травы, настойки и опахало. У него было три помощника, остальные – на подхвате, выполняли черновую работу, такую как уборка листьев в парилке, в моечной. Был негласный уговор: первыми после уборки парной входили те, кто участвовал в подготовке парилки. Он соблюдался неукоснительно. Случайных посетителей, желающих его нарушить, как правило, изгоняли. Они потом заходили в последнюю очередь.

Опахало в руках Бориса становилось грозным оружием для неподготовленных. Когда Борис, послав на валуны лиловой окраски несколько черпаков воды, начинал работать опахалом, многие пригибались к полу, закрыв уши. У всех захватывало дух. Выбегали из парной, красные, потные, многие бросались в холодный бассейн. Борису все пророчили многие лета жизни за доставленное другим удовлетворение.

В это же время его жена наводила аналогичные движения в женской половине.

По банным принадлежностям сразу было видно, кто есть кто. Одни облачались в теплые халаты, другие опоясывались, кто во что горазд. Случайные и жители бывших восточных окраин оставались в трусах.

После парилки пили чай с медом, напитки, которые приносили с собой. Озвучивали, рекламировали свои рецепты самогона, настоек, в том числе лечебных.

Одновременно шли консультации о лечении различных недугов. Так что отпадала необходимость ходить к бабкам, гадать или посещать врачей. Зачастую возникала оживленная дискуссия о методах лечения.

Наш сеанс посещал Сергей – жилистый, крепко скроенный восьмидесятилетний славянин, массажист и костоправ от бога. Сей дар к нему перешел от деда. Мастер-класс показывал на семидесятилетнем Михаиле. Оба были лыжниками, биатлонистами. Он так выкручивал пальцы, стопы ног, оттягивал мышцы, сгибал колени, что, казалось, сейчас порвутся сухожилия. Кульминацией были приемы – движение локтем по позвоночнику, удары ребром руки по спине и др. Михаил только покрякивал. Завершал сеанс омовением теплой водой и легким поглаживанием тела. Во время бесед наши позиции совпадали по многим вопросам. Его чудотворение над телом я неоднократно испытывал на себе. После неделю я чувствовал себя козленком. Сергей был первым читателем моих произведений.

Как правило, после парилки образовывались кружки по интересам: коммерция, политика, спорт, философия, темы местного значения. Все непременно делились своими впечатлениями от отдыха за рубежом.

Мест всем хватало. Кучковались по случаю дней рождения, праздников. Восьмидесятилетие парильщика отмечали особо. Можно сказать, что те, кто посещал бани, попадали в мир иной – отдыхали и душой, и телом. Следует отметить, что в банях играли в шахматы, домино, редко в карты. Играющими были одни и те же.

Я внёс разнообразие в отдых парильщиков местной бани – игру в шашки. Пять лет назад, играя прилично в шахматы, познал случайно всю прелесть и драматизм этой игры, так незаслуженно забытой современниками. Я стал заложником шашечной игры. Играл везде – в шахматном клубе на ВДНХ, будучи в поездах, на отдыхе на берегу моря, в лечебницах на Кавказе.