Игорь Панин - 101 разговор с Игорем Паниным

– А есть ли отличие современной татарской поэзии от русской?

– Современная татарская поэзия представлена творчеством преимущественно зрелых авторов. Она целиком опирается на традиции, заложенные татарскими классиками, тяготеет к национальным корням. Ей присуще чувство боли за будущее татарской культуры и языка. И это придаёт порой трагическое звучание. Есть очень талантливые молодые поэты, как Рузаль Мухаметшин, Юлдуз Миннуллина, Эльвира Хадиева и некоторые другие. Их поэтика сильно отличается от предыдущих поколений. Они могут придать татарской поэзии совсем другое звучание.

– Следующий год объявлен Годом литературы. Чем нас порадует Казань, какие сюрпризы она готовит для гостей-поэтов и местных почитателей поэзии?

– Год литературы – «это звучит гордо». Думаю, это не повлияет на творчество поэтов, ведь стихи – это дело интимное, никак не зависящее от наименования года. Главное, чтобы об этом помнили те, от кого зависят судьба и благополучие поэтов. И хотелось бы поменьше показушных мероприятий, а побольше дельных и конструктивных решений назревших в литературе вопросов. Казань всегда рада поэтам.

«Литературная газета», 17 декабря 2014 г., № 50

Анна Гедыминсчитает, что русская поэзия сегодня на подъеме

Анна Юрьевна Гедымин – поэт. Автор семи стихотворных сборников и книги детской прозы. Лауреат Международной Волошинской Премии «За сохранение традиций русской поэзии», премии им. Анны Ахматовой (журнала «Юность»), журналов «Литературная учеба», «Дети Ра». Стихи публиковались в журналах «Новый мир», «Юность», «Дружба народов», «Огонёк», «Континент», «Арион», «Октябрь», «Работница», в «Литературной газете» и др. Живет и работает в Москве.

– Вас, как поэта, можно отнести к традиционалистам. А что-нибудь экспериментальное, скажем, постмодернистское пишете? В стиле Льва Рубинштейна, допустим…

– Ну, во-первых, эксперимент возможен и на основе традиции. Да еще какой эксперимент! Взять хотя бы Бродского. Или уж сразу Пушкина – результатом его экспериментов в рамках традиционной поэзии стал новый для того времени русский язык. А во-вторых, постмодернизм – не просто стиль в искусстве и литературе, а определенная философия и даже образ жизни. Мне такая форма мышления не близка. А Льву Рубинштейну, Тимуру Кибирову, Виктору Пелевину, Андрею Битову – близка. Но себя я в этой стилистике не вижу. Я почему-то, прежде всего, ощущаю в ней запрограммированность – на социальность, ироничность, пастиш, протестную позу… И сразу возникает реакция: ах, вы ждете такого поведения? Тогда я поступлю наоборот!.. А если серьезно, каждое новое стихотворение – всегда эксперимент. Я, например, начинала как ортодоксальный силлабо-тонист. А теперь часто пишу тоническим стихом, без четкого ритма. И с рифмами экспериментирую. Но это чисто профессиональные вещи, заметные лишь узкому кругу. Хотя как раз они позволяют писать более точно, естественно, современно. Поэзия не должна пахнуть нафталином.

– Чем можно объяснить нынешнюю моду на постмодернизм и пост-постмодернизм в России? Все-таки мы страна с богатыми литературными традициями, и явное шарлатанство должно быть очевидно всем, кто хоть немного разбирается в теме. А тут получается, что то и дело возникают какие-то дутые фигуры, за которыми не видно настоящих авторов.

– Я, признаться, последние лет десять больше слышу о смерти постмодернизма… Его расцвет в мировой литературе пришелся на 60–70-е годы XX века. Я еще в школе училась, когда на русском языке, с виртуозно осторожным предисловием Симонова, вышла «Уловка 22» Джозефа Хеллера. Это была настоящая бомба! У нас же всё началось позже – с середины 80-х, когда объявили гласность, я хорошо это помню. Отечественные поэты-постмодернисты были подчеркнуто жизнерадостны, преувеличенно социальны, держались сплоченной группой и выглядели героями-революционерами. Они были в большой моде, постоянно устраивали какие-то перформансы. Особенно Пригов. К слову, даже его смерть потом превратили в перформанс – с этим шкафом, в котором вроде бы несли его тело, с Донским кладбищем… Так вот, когда явление достаточно популярно, к нему логично подтягиваются случайные люди и дельцы. Тем более что чисто технически постмодернизм кажется им простым и доступным. Но сколько я, в то же время, встречала графоманов-традиционалистов, спекулирующих на виршах «под Есенина»! А уж про эпигонов Бродского вообще молчу. То есть жулики и шарлатаны водятся в самых разных областях человеческой деятельности, это не зависит от творческого метода. Другое дело – как выработать критерии оценки, не потонуть в халтуре… Это уже вопросы образования и общей культуры. Вот их, конечно, надо решать.

– Вы печатаетесь с конца 70-х. Насколько сейчас молодому автору сложнее пробиться? Говорю не о публикации, но о некотором промежуточном признании, начальном статусе.

– Печатаюсь с конца 70-х – это сильно сказано. В 1979 году у меня вышла первая публикация – четверостишие в «Московском комсомольце». Но суть не в этом. Тогда поэзия была совсем в ином положении, чем сейчас. Она была в моде и почете. И воспринималась как отдушина, доступная простым смертным высшая истина. Ведь никакого Интернета не было, всего четыре канала телевидения и три государственные программы радио. Соответственно, внимание к поэтам было повышенное. Тогда за поэтическое слово еще можно было пострадать, заплатить если не жизнью, то благополучием. Риск был другой, поэтому и цена слова иная. К тому же многие классики и кумиры были еще живы: Слуцкий, Самойлов, Тарковский, Межи-ров, Владимир Соколов, Бродский, Юрий Кузнецов, Вознесенский… Не знаю, как других тогдашних молодых, но меня это очень дисциплинировало. А как хорошо жить, когда в моде не персонажи сериалов или шоумены, а поэты – не передать! С первой же публикации на молодого автора начинали обращать внимание читатели, а если напечатают с фотографией – узнавали на улице. Так и со мной было –  после публикации в журнале «Юность» в 1984 году. А еще были полные залы «Политехнического», ВТО, ЦДЛ, «квартирники», выступления по клубам… Многие мои нынешние читатели, рассеянные теперь по разным странам, сохранились еще с тех пор. Увы, сейчас ничего подобного с поэтами не происходит. Я даже не представляю, как сегодня молодой автор может громко заявить о себе просто стихами, без дополнительных уловок. Хотя формально возможностей у него больше, чем раньше: и Интернет, и многочисленные проекты, обращенные в сторону молодых, и премии…

– А насколько русская поэзия изменилась со времен вашего дебюта? Можно ли сказать, что талантливой молодежи сейчас меньше? Или больше?