Игорь Панин - 101 разговор с Игорем Паниным

– Трудно сказать определённо – «с чего». Начал я не после тридцати, а в двадцать, это был 1990 год, я тогда открыл для себя Хармса и, как и многие, пытался ему подражать, за несколько лет написал энное количество небольших рассказов, потом надолго это дело забросил. А после тридцати опять начал, все эти годы вспоминал тот юношеский опыт, и постоянно где-то на заднем плане маячила мысль, что зря я это дело тогда забросил. Для Липок я был уже, наверное, староват, пару раз что-то им присылал – реакции не было, а для «Дебюта» я был стар безнадёжно. Тут можно было бы снобистски сказать, что, мол, ничего я от этого не потерял, но, наверное, это не так – мне было бы интересно поучаствовать в работе подобных институций, но – не сложилось. А вот мыслей поступить в Литинститут никогда не было, всегда скептически относился к идее, что человека можно «выучить на писателя».

– В числе своих любимых современных писателей вы называете Дениса Осокина. Это не шутка?

– Какие уж тут шутки. Я считаю Осокина выдающимся писателем с собственным, ни на кого не похожим голосом и со своей уникальной для современной литературы темой, которую я бы назвал «духовным и душевным вживанием в местность». Такие его тексты, как «Овсянки», «Сухая река», «Затон имени Куйбышева», мне представляются без преувеличения гениальными.

– А кто ещё?

– Назову ещё Василия Голованова, Анатолия Гаврилова, Николая Байтова, Сергея Соколовского.

Три обязательных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?

– Время прошло, и выяснилось, что-то самое время, когда критики говорили об измельчании писателей, это был Серебряный век. Такие вещи всегда видятся на расстоянии. О нынешнем времени можно будет сказать что-то определённое лет через 50. Или, с учётом ускоряющегося времени, –  через 20–30 лет. Доживём – увидим.

– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?

– Мне близка идея композитора Владимира Мартынова о том, что эпоха текстоцентричности, царившей в русской культуре двести лет, подходит к концу. Сейчас человеку, пишущему художественные тексты, трудно быть «властителем дум». Я считаю, что в каком-то смысле это хорошо – писательство становится чисто эстетическим занятием, у писателя всё меньше скушения «пасти народы», «изрекать истины» – можно успокоиться и заняться чистым искусством, что ему, искусству, всегда на пользу. Ситуацию «литература без читателя» не надо как-то особо представлять – мы уже в ней фактически находимся, особенно если сравнить с тем, что было лет тридцать назад. Аудитория серьёзной литературы постоянно сужается, писательство всё в большей степени становится частным делом узкого круга профессионалов и ценителей. И я не вижу причин прекращать писать – не знаю, как остальные, но я пишу вовсе не в расчёте на так называемого широкого читателя, а по причинам, скорее, внутренним.

– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?

– Я бы хотел ответить на вопрос «ваши творческие планы». Отвечаю: творческих планов сейчас никаких нет, но, надеюсь, вскоре они появятся.

«Литературная газета», 1 августа 2012 г., № 31

Людмила Дербинане считает себя убийцей Николая Рубцова и не нуждается в реабилитации

3 января этого года исполнилось бы 75 лет замечательному поэту Николаю Рубцову, а 19 января – 40 лет со дня его нелепой гибели. Много мифов и легенд ходит об этой смерти, но мало кто пытался объективно разобраться в случившемся, а главное – выслушать непосредственного свидетеля – Людмилу Дербину. Женщину, ставшую его судьбой, знавшую его гораздо лучше других. Женщину, которую одни проклинают, сравнивая ее с Дантесом и Мартыновым, другие вообще предпочитают о ней не говорить. Так повелось, что личностью и судьбой Дерби-ной интересовалась в основном «желтая пресса» да самозваные «защитники Рубцова». Между тем, сама она – поэт, прозаик – человек талантливый и неординарный, что вызывает особое раздражение у ее недоброжелателей. Наверное, будет справедливо предоставить ей слово в эти дни, когда Россия вспоминает своего знаменитого сына.

– Людмила Александровна, вокруг имени Рубцова огромное количество мифов, давайте поговорим о них, благо, сейчас самое время. Вот я недавно услышал такую историю. Якобы он незадолго до смерти упорно работал над какой-то поэмой, считал это делом всей жизни. Принес рукопись в «Наш современник» Станиславу Куняеву, а тот поэму разругал в пух и прах, после чего Рубцов ее уничтожил и, решив, что исписался, практически перестал сочинять, все больше погружался в пьянство и бытовые скандалы, что в итоге и привело его к гибели. Мне это рассказал один поэт, ссылаясь на слова самого Куняева.

– Если бы существовала такая поэма, то я, разумеется, знала бы о ней. Не было ничего такого. Куняев очень много говорит лжи. Как-то я по телевизору увидела его беседу с тележурналистом Станиславом Кучером. И Куняев там сказал, что Рубцов бросил в меня спичку, а я подошла и его задушила. Видите, как все просто у него получается, да? А еще Куняев говорил, будто бы я ему неоднократно писала. Это неправда. Зачем мне ему писать, и о чем? Пусть он предъявит эти письма, пусть обнародует их, если они у него действительно есть! Он говорил обо всем этом так, как будто он истина в последней инстанции. А о Рубцове – с таким снисхождением, у него аж глаза светились от самодовольства. Он меня назвал леди Макбет! А как меня можно сравнивать с леди Макбет? Там-то замысел был злодейский, а в моем случае…

– Трагическая случайность.

– Мы же 8 января 1971 года подали заявление в ЗАГС, хотели официально узаконить свои отношения, думали о свадьбе. И тут все это происходит… Вы хоть представляете, что я почувствовала и чувствую до сих пор? Все эти сорок лет – я на Голгофе! Но я поняла, что, наверное, являюсь сильным человеком, раз выстояла. И буду стоять дальше, что бы ни говорили, какие бы небылицы обо мне ни сочиняли…

– А вот некоторые пишут, что никаких спичек, тем более зажженных, Рубцов в вас не бросал перед самой развязкой, что, мол, Дербина это сама потом придумала…

– Конечно, Дербина все придумала! Дело в том, что я ведь подмела эти спички-то, бросила в мусорное ведро…

– А потом не проверялся этот факт?

– А что они, в мусоре стали бы рыться? Нет, конечно. Там все было очень быстро и топорно. Но все эти факты, нестыковки следствия и прочее я давно уже описала в своих воспоминаниях. Там практически поминутно все расписано, и мне не хотелось бы сейчас заново обсуждать подробности Колиной смерти. Давайте лучше о нем, о тех же мифах…