Игорь Панин - 101 разговор с Игорем Паниным

– А что за история недавно была с рейтинговым телесериалом «Раскол»?

В титрах авторами сценария указаны Николай Досталь и Михаил Кураев, притом что, как подсчитали неравнодушные зрители, в фильме использовано от 70 до 90 % материала ваших произведений – «Аввакум», «Никон», «Тишайший»… Как так получилось?

– Мне прислали договор о передаче авторских прав на романы «Тишайший» и «Никон» в то самое время, когда я боролся за жизнь супруги. Деньги небольшие предлагали. Но лекарства-то у нас стоят фантастически дорого. Причём сообщили: мои романы – одни из многих, какие будут использованы. Я передал права на все пять романов эпопеи, прибавив «Аввакума», «Страстотерпцев», «Столп». И послал ещё пьесу. Ответили: пьесу не купим. А сколько в сериале ошибок фактических! Скажем, Пустозёрск поместили из тундры в тайгу, Россию теремную, цветную окунули во мрак, вместо моего боярина Морозова, воспитателя царя, –  какой-то корыстный олигарх. Все мои романы, повести, рассказы сценичны. Вот только где режиссёры?

– Писали когда-нибудь по заказу? И есть ли у вас сейчас подобные заказы?

– Кроме заказов самому себе, других у меня сейчас нет. И это хорошо. Когда-то редактор «Детгиза» Светлана Пономарёва настояла, чтобы я написал о Хмельницком. Очень мне не хотелось, а в результате написался «Долгий путь к себе». А «Хождение встречь солнцу» – это заказ «Молодой гвардии», романы «Ярополк» и «Василий Шуйский» – издательства «Армада». Как-то «Московия» по распоряжению губернатора Громова заказала мне книгу о войне. Но в это время утёк за границу министр Кузнецов с миллиардами… По заказу издательского отдела патриархии я написал книгу к 600-летию Саввы Сторожевского «От Маковца до Сторожи» и ещё две: «Иосиф Волоцкий» и «Непобеждённые» – о людиновских героях, мальчиках и девочках, о священнике.

– В советское время ваши книги выходили стотысячными тиражами. Тоскуете по тем временам?

– Тираж моих произведений в периодических изданиях перевалил за полтора миллиарда. Книги осилили десятимиллионный рубеж. То, что творится теперь, –   отнюдь не обстоятельства. Рынок тут тоже ни при чём. Как назвать уничтожение интеллекта граждан? Это преступление. Кто этим занимается, пусть знает: дурость русская существует, но дураков среди русского народа нет. Мы любим сыграть в дурака, но это другое дело.

Три обязательных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?

– Мне оказывали самое высокое признание – замалчивали. Да ведь и издавали. Детские книги у нас – тема для предвыборных речей, а вот значения детской литературы (при всех формациях) не понимали и не понимают. В газете «Унита» мой рассказ для детей «Анвар и большая страна» – об угрозе затопления Самарканда и спасении города – печатали как передовицу. В Сирии рассказ «Бобовый мальчик» о почке, в которой все конфликты страны, поместили на первой полосе центральной газеты. Почка взорвалась через 20 лет. Кстати, у нас до сих пор этот рассказ не напечатан. Так вот, если мои книги пробьют бетон замалчивания (а трава пробивает бетон), я верю: мои читатели вернут на нашу землю прозрачные реки, дубовые, кедровые леса. Мои книги никогда не были мелкотемьем. Горько, что мой роман «Долгий путь к себе» не переиздан. Все народы идут к Богу со своей правдой. И происходит то, что мы зовём историей. У меня хватило любви на всех и правды тоже: на поляков, украинцев, молдаван, валахов, русских, евреев, крымских татар, турок… Один работник патриархии, молодой человек, сказал мне: «Я читал вашу книгу о патриархе Тихоне шесть раз». Нет, не писатель измельчал. Это глобалисты вытравляют на планете Земля национальную неповторимость и образование.

– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?

– Неправда, что писатели перестали быть властителями дум. Сегодня писателей умышленно отгораживают от народа. Перестанут печатать? Но я не служил правителям и государству. Служил слову. И буду служить.

– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?

– Имеют ли хоть какое-то значение мои книги, моё творчество? Книги должны работать. Я теперь вижу, как много в них заложено нужного нашему времени, необходимого для духовной жизни. В исторических романах я – не информатор. Мой читатель, повторяя путь пращуров, открывает в себе нынешнем жителя страны истинно великой, истинной любимой. В нём пробуждается ответчик за этот народ, за эту землю. В детстве я мечтал о сказочном тереме-теремке, в котором хотел собрать всех любимых сказочных героев, зверей, лягушек, птиц. Теперь понимаю, терем-теремок – это как раз и есть изумительная наша Русская земля, изумительная наша планета.

«Литературная газета», 12 февраля 2014 г., № 6

В жизни Юрия Беликоване было лёгких периодов

Юрий Александрович Беликов – поэт, журналист. Родился 15 июня 1958 года в городе Чусовом Пермской области. В 1980-м окончил филологический факультет Пермского государственного университета. Автор четырёх книг – «Пульс птицы», «Прости, Леонардо!», «Не такой» и «Я скоро из облака выйду». Обладатель Гран-при и звания «Махатма российских поэтов», лауреат литературных премий: имени Павла Бажова, Алексея Решетова и Антона Дельвига. Основатель трёх поэтических групп – «Времири» (конец 70-х), «Политбюро» (конец 80-х) и «Монарх» (конец 90-х). Лидер движения «дикороссов» и составитель книги «Приют неизвестных поэтов». Входил в редколлегию журнала «Юность», был собкором «Комсомольской правды», «Трибуны», спецкором «Труда». Стихи, кроме периодики, публиковались в антологиях «Самиздат века», «Современная литература народов России», «Антологии русского лиризма. ХХ век», «Молитвы русских поэтов», «Гениальные стихи» и др. Включены в антологию «10 веков русской поэзии» Евгения Евтушенко. Награждён орденом Вели-мира «Крест поэта» и орденом Достоевского 1-й степени. Живёт в Перми.

– Как поэт ты печатаешься с 1975 года, то есть без малого сорок лет. Это более чем солидный срок. А сколько всего написал за это время? Ну, скажем, если выпускать полное, на сегодняшний день, собрание стихов и поэм Беликова, –  сколько выйдет томов?

– Если речь про «солидные срока», как говорят у нас на Урале, то вопрос твой лучше развернуть на 180 градусов: «Сколько лет ты не печатался? И сколько ты не написал?!» Много не написал. И эти «градусы» для моего поколения уже принципиальны. Мы – дети тьмы, молчания. Знаешь, какое у меня самое любимое занятие? Молчать. Сидеть на брёвнышке у реки и вслушиваться в говор воды. В Чусовом дом у нас стоял рядом с лесом. И вот ты бродишь по лесу каждый день. Стихи читаешь деревьям. Да-да, это первые мои и, может быть, лучшие слушатели! В один прекрасный или ужасный миг время ощенилось нами, и мы уже начали прозревать и попискивать. И тут – удар сапогом: «А пищите-ка вы в утробу вашей матери!» А наша мать – тьма. И вот мы стали к ней привыкать. Изъясняться – теневыми метафорами. Когда люди читают не стихотворение, а тень от него. Но чем ниже солнце, тем тень длинней. А солнце в России почти всегда низкое. Посему у меня нет дефицита света. Его испытывают те, кто привык к свету изначально. Ну-ка отними у них авансцену! А тьму не отнимешь. И мне в ней вольготно. Не печатаюсь? Не звучу? И ладно. Поэтому у меня такие гигантские паузы между выходами книг: между «Прости, Леонардо!» и «Не таким» – разрыв в 17 лет! А всего – четыре книги. Ещё в 20-летнем возрасте я принял своего рода обет: «Задушить в себе бесчисленные колокольчики мелкого вдохновения, чтобы создать одинокий Царь-колокол!» В общем, что дозволено слэмоистам, не дозволено «дикороссам»…